Он процитировал ее статью слово в слово, и Персефона поморщилась. Сколько раз он перечитал эти строки? Как же он, должно быть, злится.

Аид поиграл желваками.

– Так вот, значит, какого ты обо мне мнения?

Она открыла рот и тут же закрыла его, а потом решила объяснить:

– Я злилась…

– О, это заметно, поверь. – Голос Аида звучал резко.

– Я не знала, что они ее опубликуют!

– Язвительное письмо, описывающее все мои недостатки? Ты не думала, что медиа его опубликуют?

Она бросила на него рассерженный взгляд:

– Я же тебя предупреждала.

Зря она это сказала.

– Ты меня предупреждала? – Он обратил на нее мрачный, полный ярости взгляд. – И о чем же ты меня предупреждала, богиня?

– Я предупреждала тебя, что ты пожалеешь о нашем контракте.

– А я предупреждал тебя, чтобы ты обо мне не писала. – Он шагнул к ней, но она не отступила, а лишь запрокинула голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Может, в моей следующей статье я напишу о том, как ты любишь командовать, – добавила она.

– В следующей статье?

– Ты не знал? Меня попросили написать о тебе серию статей.

– Нет.

– Ты не можешь сказать «нет». Не ты это контролируешь.

– А ты, значит, контролируешь?

– Я напишу эти статьи, Аид, и единственный способ меня остановить – разорвать этот богами проклятый контракт!

Взгляд Аида стал непреклонным, и он прошипел:

– Ты вздумала со мной торговаться, богиня? – Исходящий от него жар был практически невыносим. Он подался вперед, хотя она и так уже была слишком близко. Персефона выставила перед собой руку, другой прижимая к себе простынь. – Вы забыли одну важную вещь, леди Персефона. Чтобы торговаться, у вас должно быть что-то, чего я хочу.

– Ты спросил меня, верю ли я в то, что пишу! – возразила она. – Тебе не все равно!

– Это называется блеф, дорогая.

– Мерзавец, – прошипела она.

Аид потянулся к ней. Схватив Персефону за волосы, он привлек ее к себе и запрокинул ее голову, заставив выгнуть шею. Его движение было грубым и властным. У нее перехватило дыхание, а внизу стало влажно. Она страстно желала его.

– Позволь мне внести ясность – ты сделала ставку и проиграла. Наш контракт не может быть разорван – ты должна выполнить его условия. Иначе ты останешься здесь. Со мной.

– Если ты сделаешь меня своей пленницей, я буду ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь.

– Ты уже ненавидишь.

Ее снова передернуло. Ей не нравилось, что он так считал и продолжал об этом говорить.

– Ты и правда в это веришь?

Аид не ответил, лишь язвительно усмехнулся, а потом прижался к ее губам жарким поцелуем и тут же резко отстранился.

– Я сотру с твоей кожи воспоминание о нем.

Его свирепость ошеломила Персефону и привела в трепет. Он сорвал с нее шелковую простынь, обнажив, а потом поднял, и она, ни секунды не задумываясь, обвила его талию ногами. Он обхватил ее бедра и прильнул ртом к ее груди. Трение его одежды о ее обнаженную кожу всколыхнуло в ней желание, и жидкое пламя наполнило ее изнутри. Персефона погрузила пальцы в волосы Аида, высвободив длинные пряди и крепко вцепившись в них. Она заставила его откинуть голову и поцеловала страстно и глубоко. Гортанный звук вырвался из груди Аида, и он двинулся вперед, прижав ее к столбику кровати, и впился в ее тело. Он прикусывал ее кожу зубами и целовал, лишая ее возможности дышать и заставляя издавать глубокие стоны.

Они хотели друг друга неистово, и, оказавшись распростертой на кровати, богиня знала, что готова отдать Аиду все, что угодно. Ему даже не пришлось бы об этом просить.

Но бог мертвых навис над ней, тяжело дыша. Волосы рассыпались по его плечам, глаза были темными, полными ярости и возбуждения – и вместо того, чтобы прильнуть к ней, он ухмыльнулся.

Персефону это обескуражило, и она уже знала – ей не понравится то, что будет дальше.

– Тебе наверняка понравилось бы заниматься со мной сексом, но я тебе определенно не нравлюсь.

После этого он исчез.

* * *

Персефона нашла свое платье аккуратно сложенным на одном из двух кресел перед камином. Рядом лежал черный плащ. Надев платье и плащ, она подумала о том, как Аид смотрел на нее, когда она проснулась. Как долго он сидел там, наблюдая, как она спит? Как долго в нем бурлила ярость? Кем был этот бог, появившийся из ниоткуда, чтобы спасти ее от нежеланных знаков внимания, заявивший, что это не ревность, и аккуратно сложивший ее одежду? Обвинивший ее в ненависти к нему, но целовавший так, словно никогда прежде не вкушал ничего слаще?

Ее тело вспыхнуло, когда она вспомнила, как он поднял ее и шагнул к кровати. Она забыла, о чем думала, но знала, что не попросила его остановиться – и все же он оставил ее.

Горячий румянец сменился яростью.

Он рассмеялся и оставил ее.

«Потому что для него это лишь игра», – напомнила она себе. Она не могла позволить своему странному электрическому притяжению к нему взять верх над реальностью. Ей нужно было выполнить контракт.

Персефона покинула комнату Аида через балкон, чтобы проверить свой сад. Несмотря на ее неприязнь к оранжерее, она любила цветы, а богу подземного царства удалось создать один из самых прекрасных садов, что она когда-либо видела. Она восхищалась цветами и ароматами – сладким благоуханием глицинии, тяжелым, удушливым запахом гардений и роз, успокаивающим ароматом лаванды.

И все это было магией.

У Аида была целая вечность, чтобы познать свои силы и создать иллюзию, обманывающую чувства. Персефоне же было незнакомо ощущение магии в крови. Горела ли она огнем, как та страсть, что Аид разжигал в ней? Или была похожа на прошлую ночь, когда она дерзко оседлала его и прошептала ему на ухо вызов, ощутив вкус его кожи?

Это были сила и власть.

Это был момент, когда она контролировала его.

Она видела желание в его взгляде, слышала рычание страсти, чувствовала его возбуждение. Но она не была достаточно могущественной, чтобы удержать его.

Богиня начинала думать, что никогда не будет достаточно могущественной.

Поэтому ей так подходила жизнь смертной – и потому она не могла позволить Аиду победить.

Вот только Персефона не была уверена в том, что сможет взять над ним верх, потому что ее сад по-прежнему оставался лоскутом выжженной земли. Она дошла до конца тропки, где роскошный сад уступал место лысой прогалине, где почва была подобна песку – черному, как зола. Прошло несколько недель с тех пор, как она посадила в землю семена. Они должны были уже взойти. Даже без магии сады смертных производили жизнь. Если бы это был сад ее матери, здесь бы уже все цвело. Персефона питала тайную надежду, что благодаря этому процессу она откроет в себе какую-то дремлющую силу, не подразумевающую отбирание жизни, – но, стоя перед бесплодным клочком земли, она поняла, насколько нелепой была эта надежда.