От страха сердце у меня сжимается.

Если теневая собака привела меня сюда – значит, Лукас и его родители тоже здесь.

Их схватили.

Отчаяние и непролитые слёзы жгут мне глаза. Я должна всё исправить! Я должна их освободить. Чтобы это сделать, мне просто нужно пройти мимо Симоны.

Я выглядываю из-за дерева и вижу, как тускло-белое пятно то и дело мелькает между камней, где петляет Симона. С того места, где я стою, я не вижу ни солдат, ни Лукаса и его родителей. Я перебегаю от дерева к дереву, по кругу обходя скалы. Один или двое солдат стоят в лесу на страже, но, в отличие от Симоны, они не могут смотреть сквозь тени. Под покровом теней и ночной темноты меня невозможно обнаружить.

Добравшись до другой стороны скопления скал, я наконец-то вижу их. Солдаты разбили лагерь в отличном месте, здесь скалы скрывают их от любых посторонних глаз. Вроде моих.

В центре лагеря, у ствола дерева, ссутулившись, сидят трое, связанные верёвкой. Ледяные мурашки бегут по моему телу. Это они – Лукас и его родители. Я так надеялась, что предчувствия меня обманули.

Опустив руки, я сжимаю кулаки, и тени кружатся вокруг моих запястий, готовясь повиноваться моим приказам.

Мне на ум приходит идея: если я соберу вместе достаточно теней, то…

– Я тебя знаю, я тебя знаю, – напевает мне на ухо тихий голос. Ахнув, я оборачиваюсь и пячусь назад. Симона в своём тускло-белом развевающемся на ночном ветру платьице стоит передо мной с безумной улыбкой на лице.

– Ты что-то потеряла, – шепчет она и, дёрнув головой вбок, глубоко вдыхает, словно готовится закричать.

Я не могу этого допустить. Сюда сбегутся солдаты, и мой план будет нарушен.

Не успеваю я больше ни о чём подумать, как тени вокруг моих запястий превращаются в липкую массу, и я бросаю её в Симону.

Одна тень приклеивается к её рту, заглушив крик. Симона широко раскрывает глаза и пытается соскрести тень, отнявшую у неё голос. Другие тени оборачиваются вокруг её запястий, тянут назад и привязывают к ближайшему дереву.

Симона сопротивляется, но вырваться из теней не может. Потом она перестаёт вырываться и вздыхает. Тень позволяет ей дышать, но по-прежнему крепко держится на губах.

Теперь в глазах Симоны ещё сильнее сияет любопытный огонёк, я не видела у неё такого, когда она слонялась по нашему дому. Я подхожу на шаг ближе. Мне ужасно интересно, какой такой магией она некогда владела, что леди Эшлинг так отчаянно захотела её украсть и в итоге изуродовала её разум. Как и раньше, Симона кажется мне странной и пустой, но теперь я смотрю на неё с бо́льшим сожалением, чем прежде.

– Что она с тобой сделала? – спрашиваю я, прекрасно зная, что Симона не может ответить. Девочка тупо смотрит на меня. – Ты помогала им по своему желанию? Или ты такая же пленница, как те, которых держат в Саду?

При этом вопросе в глазах Симоны что-то вспыхивает, и она замирает. Она даже не моргает, словно пытаясь передать мне какое-то послание.

– Если я знаю тебя, то и она знает, – раздаётся в моей голове тонкий зловещий голосок, и я вздрагиваю. И внезапно чувствую острую боль потери. Я больше никогда не услышу такого голоса Дары.

– Каков был твой дар? Читать чужие мысли?

Симона медленно наклоняет голову, всё так же неотрывно глядя мне в глаза.

– Тогда как ты… – я морщу лоб. – Ты чувствуешь моё сознание, вот как ты это делала, да? Так ты видишь сквозь мои тени. Ты чувствуешь моё сознание… и Дару.

Глаза девочки ярко вспыхивают, и она снова кивает.

– Ты хочешь освободиться от неё? От леди? Если ты поможешь мне, возможно, я смогу помочь тебе.

На этот раз в широко раскрытых глазах Симоны появляется сожаление.

– Моё сознание не принадлежит мне. Не доверяй мне.

У неё такой вид, будто она проглотила яд, и я содрогаюсь. Как это должно быть ужасно – не контролировать собственное сознание!

– Значит, тебе больно использовать магию, мысленно общаться?

Она кивает.

Страшная мысль пронзает всё моё существо, и мне становится трудно дышать.

– Она знает, что мы сейчас разговариваем?

В уголках глаз Симоны серебрятся слёзы. Она снова кивает.

Внезапно её глаза округляются и теряют всякое выражение. У неё всегда был беспокойный взгляд, но теперь что-то поменялось.

Так же, как и голос, раздавшийся в моей голове:

– Где моя сестра?

Волосы у меня на голове встают дыбом.

– Что ты с ней сделала, девочка? – требовательно спрашивает голос. – Верни её мне, и я отпущу твоих друзей.

Я пячусь назад, руки у меня дрожат, и я тяну к себе ещё больше теней, как будто они могут меня спрятать. После того что узнала, я не сомневаюсь, что леди Эшлинг контролирует Симону.

И ей нужна Дара.

На меня внезапно обрушивается истинный смысл слов, которые Симона сказала при нашей первой встрече: «Я тебя знаю». Она всё время была марионеткой леди Эшлинг. Каким-то образом она узнала Дару, хотя та была всего лишь тенью.

И с тех пор преследовала нас.

Я осторожно ныряю за дерево. Голос у меня в голове смеётся:

– Этот мальчик, певец света, будет прекрасным дополнением к моей коллекции в Саду, – последнее слово звучит рычанием. – Может, он будет подсолнухом.

Я слышу, как тело Симоны рвётся из теневых пут. Наверное, теперь леди Эшлинг полностью овладела ею: бедная девочка стала всего лишь марионеткой. Я как можно быстрее перемещаюсь из-за дерева, к которому привязана Симона, чтобы она (и леди Эшлинг) не могла в точности определить, в каком направлении я ушла. Я бы очень хотела помочь Симоне, но не знаю как. По её собственному признанию, я не должна ей доверять.

Добравшись до группы скал, где я впервые заметила Симону, я подхожу ближе к лагерю, чувствуя себя чуточку спокойнее оттого, что она привязана и не видит меня. Я больше не слышу у себя в голове голос Симоны или леди Эшлинг, а это значит, что её сила имеет свои пределы. И это очень хорошо, потому что в таком случае ей не удастся быстро предупредить стражу.

С моего нового наблюдательного пункта лагерь мне виден лучше. У костра в центре сидит горстка гвардейцев. Остальные, должно быть, либо спят в палатках, пестреющих между скал, либо ещё сражаются с Дарой на поляне. Лукас и его родители привязаны неподалёку от стоящих на часах солдат.

Чтобы воплотить свой замысел, я держу