Через пять минут Олеся все же сделала слабую попытку освободиться, и Андрей, не без сожаления, отпустил ее.

Оперевшись о перила мостика, они смотрели, как падает снег.

— Какие мы все-таки счастливые! — вздохнула Олеся.

— Кто «мы»?

— Россияне! Ты только представь — половина людей на земле никогда не видели настоящего снега! Бедные!

— А ты любишь зиму?

— Конечно! Какой же русский человек не любит зиму? — убежденно сказала Леся. — Хотя бы даже из-за чудесных новогодних праздников! Обычно я начинаю ждать их уже в ноябре. Готовлюсь к ним, создаю себе настроение. Ну а в этом году все оказалось как-то скомканно… Ладно, надеюсь, Рождество будет светлым и радостным! Кстати, я слышала, у тебя в эти дни состоится премьера? Я видела афишу! Кажется, шестого января?

Андрей мгновенно погрустнел и признался, что считает «Рождественскую симфонию» сырой, недоработанной.

— Я понял, что финал не получился и надо все переделать, но нет ни сил, ни настроения!

— Тебе нужно влюбиться! — заявила Олеся.

Андрей опешил:

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно! Влюбишься — и вдохновение появится! Точно говорю!

— В тебя, что ли, влюбиться?

— Ну почему обязательно в меня? — смутилась Олеся. — На свете много хороших девушек!

Андрей отшутился, что непременно найдет себе прекрасную вдохновляющую музу.

Дорогу к усадьбе освещали фонари.

— Знаешь, а у нас в Бабаеве самые красивые снежинки! — сказала Леся. — Представляешь, ученые говорят, что в природе не существует двух одинаковых снежинок. Они все разные! Согласно одной легенде, снежинка была создана из слез богини Деметры, оплакивавшей уход своей дочери Персефоны в подземный мир. Ой, смотри, Андрей, у тебя на воротнике пляшут сотни снежинок! Кстати, у язычников снежинка считалась зимним символом любви.

Андрей помолчал, потом снял с воротника снежинку и протянул ее Лесе на ладони.

* * *

— Мне страшно, — прошептала Лиза. — Кто это был?

— Лешак, должно быть, — серьезно ответил Макарский.

Лиза схватила его за руку:

— Давай вернемся в машину! Двери заблокируем, и…

— И что? — хмыкнул Макарский. — Перестань, похоже, мы ему понравились, коли сразу не тронул, теперь, считай, пронесло. Да не щиплись ты, всего меня исцарапала.

Он обнял Лизу. Она и не думала сопротивляться — в сильных Лешиных руках было не так страшно.

— Чего испугалась? — усмехнулся Макарский. — Полчаса назад собиралась с жизнью кончать, волков звала, а теперь за жизнь боишься?

— Это разные вещи! — отрезала Лиза. — Тут мистика какая-то… А я всего мистического боюсь. Леш, а чего он про любовь говорил?

— Сказал, что, может, и выберемся из зоны этой, если любовь спасет!

— Какая любовь?

— Настоящая! — улыбнулся Леша. — Та, которая обыкновенное чудо. Так, чтобы навсегда!

— Странная история… А вдруг нас уже ничего не спасет? Выйдет еще какой-нибудь лизун. Помнишь, ты рассказывал…

— А ты не думай об этом. Давай разговаривать, — предложил Леша, — тогда и не страшно будет, и время быстрее пойдет. Расскажи мне о себе.

— А что тебе интересно?

— Все, — честно признался Макарский.

И Лиза стала рассказывать…

Раннее детство Лиза провела у бабушки в деревне, а потом, когда ей исполнилось семь и наступила пора идти в школу, мать забрала ее в город, который на самом деле был чуть больше бабушкиной деревни.

Их домик окнами выходил на железную дорогу. Да и вся жизнь семьи Барышевых так или иначе была связана с железнодорожной станцией, где мать Лизы, а когда-то и ее бабушка работали путевыми обходчицами.

В окна родительского дома Лиза могла наблюдать поезда, проносящиеся мимо. Большинство из них даже не останавливалось на их крохотной станции. Но когда это случалось, Лиза с любопытством смотрела на пассажиров, прогуливающихся по перрону, и думала о том, что, может быть, когда-нибудь сядет в поезд и уедет отсюда навсегда. Там, далеко, были города, где, как казалось Лизе, ждало ее счастье.

Этот городок словно убаюкивал жителей. Его жизненный уклад был устоявшимся и монотонным, здесь слишком рано ложились спать, и здесь ничего, решительно ничего не происходило!

Лиза, как могла, пыталась раскрасить эту монохромную жизнь яркими цветами и почти все время проводила в школьном театре. На сцене она забывала обо всем, полностью вживаясь в образы своих героинь. В те минуты она была полностью счастлива, но репетиция или спектакль заканчивались, и Лиза шла домой по улице, где в девять часов вечера уже не горел ни один фонарь.

После окончания школы она решила ехать в Москву — за счастьем! Ну и так, второстепенный пункт — поступать в театральный. Мать, узнав о решении дочери, ахнула: «С ума сошла! У тебя никаких шансов! Москва тебя сожрет и не подавится!» Но Лиза знала, что это — ее единственный шанс вырваться из дремотной провинции. Нужно только набраться смелости, сесть в проходящий ночной поезд и уехать отсюда. Иначе вся жизнь пройдет здесь — у этого окна, с растущей на подоконнике геранью.

Макарский слушал внимательно и только кивал иногда.

— В Москву я приехала с маленьким чемоданом и большим вагоном комплексов. Мои бывшие одноклассники постарались! Они десять лет говорили мне, что я урод. Представляешь, я тогда была неуклюжая и толстая!

— Да ну? — удивился Леша.

— Ага! Такой и приехала в Москву, поступать. А там меня заприметил будущий муж, режиссер, который сидел в приемной комиссии, как в засаде, — высматривал молодой интересный материал. А потом столько всего было, Леша, что и не пересказать! А вот счастья-то, о котором мечталось и которое, как мне казалось, в большом городе рассыпано всюду, как снега зимой — много и даром, для всех! — не было…

Она сникла. Макарский деликатно молчал.

Вдруг Лиза спохватилась:

— Ой, смотри, скоро двенадцать! Чуть Новый год не пропустили! У меня в машине шампанское, принеси!

Леша достал из разбитой «Ауди» бутылку шампанского и пошутил:

— Ну, видишь, как раз охлажденное! Как в лучших домах Парижа!

Он торопливо налил ей шампанского в пластиковый стаканчик.

Лиза фыркнула:

— Боже, как изысканно! А ты разве не будешь?

Леша покачал головой:

— Нельзя мне! Ну разве что глоток из твоего хм… бокала!

Он пригубил шампанского и отдал стаканчик Лизе.

Она взглянула на часы:

— Ну вот, без пяти двенадцать… Мы с тобой, как поется в одной песне, за пять минут до января! Жаль, не услышим, как бьют куранты! Для меня бой часов на Спасской башне — подтверждение, что я дома. Я ведь живу совсем рядом!

— Специально для тех, кто живет на Красной площади, но волею судьбы встречает Новый год в лесной чаще! — торжественно продекламировал Макарский. — Бой кремлевских курантов! Бом-бом-бом!

Эти «бом-бом» у Макарского