— Нет. Никто носа не сунет в эту записку и не дознается, чтов ней, пока мы сами не будем готовы ее показать. Когда федералы пытались впоследний раз прижать Валенте, утечек было столько, что его адвокаты ужеработали вовсю, пытаясь его отмазать, пока власти еще только соображали, какиеулики у них есть и что они могут значить. Никогда не стоит недооцениватьВаленте, — предупредил Маккорд, — а тем более его влияния и связей. Эти самыесвязи тянутся до самого верха. И вот почему мы оставили это дело здесь, вВосемнадцатом участке, прямо у подножия лестницы правосудия. Валенте просто недогадается искать здесь, а мы надеемся, что на этот раз он не сорвется с крючкатак легко.

Он снова уставился на Сэм.

— Что вас беспокоит?

— Если мне не позволено снять копию с записки, можно хотя быпереписать два последних слова?

Маккорд перегнулся через стол, быстро набросал два слова вблокноте, оторвал страничку и отдал ей.

— Мы уже прогнали их через систему. «Фалько»— это кличка,которая была у него раньше. Обычное итальянское имя. А вот второе… Мы сейчасработаем над ним, в поисках ассоциаций. А вы, Малкольм? Какие-то вопросы илизамечания?

— Только одно, — пропыхтел Шредер с невероятно свирепойгримасой. — Буду крайне благодарен, если вы никогда больше не станете меня такназывать, лейтенант.

— Ни за что.

— Ненавижу это имя!

— А моя мать его любила. Это ее девичья фамилия.

— Все равно ненавижу, — объявил Шредер, забирая свои папки.

Как только они отошли от двери на почтительное расстояние,Шредер глянул на Сэм и покачал лобастой головой:

— На каком ты только свете живешь, Литлтон?! Помоги мне Бог,но когда я услышал, как ты обозвала его невропатом, помешанным на порядке ибессильным контролировать собственную жизнь, меня холодным потом прошибло!

Сэм нашла ужасно трогательной такую заботу о себе. Какприятно, когда кто-то за тебя волнуется!

Следующей ее мыслью было поблагодарить Маккорда за то, чтопозволил ей остаться в бригаде. Как ни крути, а такой шанс случается раз вжизни, и ей, новичку, по справедливости вообще не должно было его выпасть. Сдругой стороны, напомнила себе Сэм, не найди она записку Валенте, никто неподумал бы создавать команду из детективов.

Она сбросила папки на свой стол, попросила Шредераприглядеть за ними и вернулась в кабинет лейтенанта.

Маккорд, развалившись в кресле, читал папку с краснойнаклейкой: блокнот у локтя, карандаш в руке, на случай если потребуется делатьзаметки. Несмотря на хмурый вид, он, похоже, не на шутку увлекся прочитанным.Сэм вежливо стукнула в дверной косяк и, когда он поднял глаза, сказала:

— Я только хотела поблагодарить вас. За то, что поверили вменя настолько, что позволили участвовать в расследовании.

Митчелл усмехнулся одними глазами и вскинул брови.

— Благодарите не меня, а тараканов.

Сэм поколебалась, не отводя взгляда и стараясь незасмеяться.

— Имеется в виду какой-то определенный таракан? Маккордснова вернулся к папке и перевернул страницу.

— Тот, которого я нашел в столе, достаточно велик, чтобыводить «вольво». Его родственники живут в столовой.

— Поверить не могу, что ты так долго пряталась от друзей, —еще с порога упрекнул Ли Джейсон. Энергия и воодушевление, исходившие от него,невольно заражали и еще больше утомляли, но она едва сумела скрыть раздражение,когда гость отступил в сторону, чтобы вручить Хильде пальто, и Ли поняла, чтоон не один. Позади стояла Джейн Себринг.

Раскрасневшийся от холода и сгоравший мальчишескимнетерпением поскорее разглядеть хозяйку Джейсон оставил Джейн в холле ивырвался вперед, чтобы поцеловать Ли в щеку.

— У меня не получилось отделаться от Джейн, — прошептал он.— Пристала, чтобы я взял ее с собой. Как я ни отговаривался, прыгнула в такси.Не тащить же ее оттуда. Но ничего, она долго не останется. Ей сегодня игратьдневной спектакль, зато я совершенно свободен.

Он выпрямился и, впервые присмотревшись к лицу Ли, в ужасеотшатнулся.

— И долго еще ждать, прежде чем ты станешь похожа на себя?

— Недолго, — заверила Ли, болезненно морщась.

Джейсон уселся рядом с ней на диван, но внимание Ли былоприковано к Джейн, которая остановилась у зеркала, поправляя волосы. Всеребристом стекле отразилось безупречно красивое лицо с гладкой, холенойкожей.

Подобно династии Барриморов и следуя той же традиции, четырепоколения Себрингов были легендой театра. Джейн была первой представительницейэтой знаменитой семьи, которую по праву можно было назвать редкой красавицей.Кроме того, на нее единственную из Себрингов набросились театральные критикипосле первой же сыгранной на Бродвее роли. Правду сказать, она имела несчастьеили глупость дебютировать в пьесе, где ее героиня была чересчур сложна иумудрена жизнью для молоденькой двадцатилетней актрисы. Но ей предоставиливозможность выступить только потому, что она тоже была Себринг. И толькопотому, что она тоже была Себринг, критики вознесли ее на немыслимую высоту,которую много лет с честью поддерживали ее куда более опытные и куда менееблистательные в смысле внешности предки.

Через две недели после премьеры Джейн с позором покинуласцену и отправилась в Голливуд. Семейные связи открыли для нее все двери, и,кроме того, она оказалась на редкость киногеничной. На экране ее лицо и фигуразавораживали. Джейн повезло: она попала к хорошему режиссеру, а смонтированфильм был просто талантливо. Дальше все пошло как по маслу. Ее играсовершенствовалась с каждой ролью, а кульминацией оказался «Оскар» за лучшуюроль второго плана.

Награда академии принесла Джейн такую славу, которой никогдане добивались в кино ее предки, но этого было недостаточно. Все еще терзаемаядавним унижением на Бродвее, она отказалась от двух суливших огромный успехсценариев и целого состояния, чтобы сыграть роль в «Белом пятне».

— Бедняжка! — воскликнула Джейн, наспех прислонившись щекойк щеке Ли и послав в воздух поцелуй. Правда, она тут же выпрямилась и сталапридирчиво оглядывать Ли, не пропуская ни единого синяка, пореза иликровоподтека. — Как же много пришлось тебе пережить с вечера премьеры…

Надеясь избежать назойливых вопросов о подробностях аварии,Ли вспомнила обязанности хозяйки и осведомилась, что они будут пить.

— Как обычно, — отмахнулся Джейсон, оглядываясь на Хильду,которая, как он знал по опыту, будет переминаться поблизости, готовая принестинапитки. — Водка с мартини, — пояснил он, — с двумя оливками.