он рассказал одно, дескать турки все обманщики и не могу доверить никому, нужен честный свидетель, помогите. В ваших интересах знать как все произошло и доложить правду государю императору. Вы и рады стараться. Как же — такое дело. Проникнуть в сердце империи. Всех обскакать. Хехе. А ей рассказал что-нибудь другое, например, что не хочет подставлять её людей или ещё чего. Мало ли. Такой человек других перекусывает как печенье. Вы правы в том, что непременно политика здесь тоже в наличии. Чего он добивается? Создания при дворе русской партии во главе с Валиде-султан? Может да, может нет. Хозрев-паша, как понимаю, к англичанам тяготеет? Тогда логично, поддержат его островитяне — всё, конец. У того войско и заграница поможет. Против лома нет приёма, если нет другого лома, как говорили в моем детстве. Визирь хочет создать этот второй лом? Думайте, господин поэт, думайте. На то вы здесь наиглавнейший дипломат.

Пушкин действительно задумался. Как ни крути, но просьба визиря, на которую он поддался, была слишком необычная и опасная.

— Тут ваши похождения в порту ещё добавили, — заметил Александр, — визирь дал понять, что дело известно ему от и до. Якобы, с наличием доказательств. А это чревато, сам понимаешь.

— Чем? Войной с Англией? Хотелось бы посмотреть как акула будет с медведем бороться.

— Ладно, я подумаю ещё. Заканчивай уже, что с визирем?

— Сидит у себя дома, вероятно.

— Ничего не понимаю. Султан отменил казнь?

— Нет. Дело в том, Александр Сергеевич, что моё недоверие к благородному визирю основано не только на домыслах праздного человека. Он вас обманул. Сказал, что моё участие будет ограничено присутствием наблюдателя. А мне было поручено его казнить.

— Как?! Ты шутишь?!

— Если бы. И ставлю свою голову, что это было подстроено самим визирем через султаншу. Уверен. Оказалось, у них есть обычай. Если визирь приговорён к смерти, то ему могут позволить побороться за жизнь. Добежать до ворот ведущих к рыбному рынку.

— Это сейчас ты серьёзно?

— Конечно, Александр Сергеевич. Куда серьёзнее. Но не просто так, а наперегонки. За ним бежит палач, в данном случае ваш покорный слуга. Догонит — смерть. Не догонит — жизнь. Или как султан решит, но мне сдаётся, что в этом случае решение будет жизнь.

— И… ты бежал? То есть вы бежали?

— Ещё как. Его молодое величество изволил указать на меня пальцем. Я ничего не понимал, разумеется. Смотрю только — этот Хозрев тяжело так смотрит. Недобро.

— Он тебя не узнал?

— Нет, я ведь евнух. Раб. Лицо было завязано до глаз, чтобы дыханием презренным не осквернять Повелителя Вселенной. Визирь указал знаком отойти в сторону. Сам расстелил коврик и стал молиться. Долго молился. Тогда мне все толмач и нашептал. Представляете? Так мол и так, придётся бежать наперегонки с господином. Вообще это садовникам поручается, но владыка востока самолично на меня перстом указал. Я, признаюсь, удивился. Даже не так. Слово производное от хрена более подходит. Толмач, кстати, свой брат русак. Когда-то был. Обещал зубья повыбить ежели догоню. А потом сдать, что я не евнух, а невесть кто. Для приведения в соответствие. Плюс скандалище похлеще смерти посланника. Опять войны и прочие всадники Апокалипсиса. Словом — все то, что я вам объяснить пытался, да вы не слушали.

— И ты…

— Бежал со всех ног, Александр Сергеевич! Так удивился, что спросить позабыл, вдруг там казнят любого, который вторым придет? А что, с турок станется. Вон какие у них конкурсы интересные. Вообразите картину: дворец Топканы, куча высших сановников, слуг, все такие красивые, важные. Султан на троне сидит, даром, что дитё ещё. И посреди этого Великий визирь бежит со всех ног, а за ним я, с шутками и прибаутками.

— Помилуй бог, если ты не шутишь… — Пушкин понял, что не в силах задушить смех.

— Какие шутки! — возмутился Степан. — Догоняю и под зад ему ногой. Визирь кувырком мордой в песок. Не жалуется, вскакивает и драпает пуще прежнего. Беги, говорю, дядя Мить.

— Какой ещё дядя?

— Да просто к слову пришлось. Догоняю и ещё раз — на. Это тебе дороговизна стульев для трудящихся, это бебе бес в ребро…всякий бред нёс. Никто не слышал, я тихонько. В итоге — не догнал. Шустрый визирь оказался.

— И теперь он…

— Сидит дома, как понял. Толмач так рад был. Три дня падишах думать будет. Но на сегодня — визирь выиграл жизнь. Занимательно, правда? Дураком смотрелся он, а в дураках оставил всех.

— Гм.

— В дураках, ваше высокопревосходительство, в дураках. Хозрев наверняка уже всё знает. Как минимум то, что Валиде в деле. Представьте — будь на моем месте настоящий евнух, тогда можно сомневаться. Всяко бывает. Но он узнает, непременно узнает, что был подлог. Зачем? Это однозначное указание, что Валиде-султан имела живое участие… подставил её визирь. А зачем тогда подлог — непонятно. Прознает, что «русский след», чего визирь и добивался, как вариант? Кажется, он не особенно высоко оценивает её умственные способности, кстати. Надо запомнить. И мы в дураках, ведь пойди хоть что-нибудь не так и последствия для нас (в любом смысле слова «нас») были бы плохи. Подставил даже юного султана, если подумать. И Хозрева обманул. Мало я ему по заднице напинал, мало. В целом — власть меняется, новый визирь. Но старый уцелел.

— Это все нужно хорошенько обдумать. Все хорошо, что хорошо кончается, как ты говоришь. Все-таки мы в курсе последних событий и можно писать в Петербург.

— Одна только просьба, Александр Сергеевич, — грустно произнёс граф, — вы там о моей роли не распространяйтесь особо. Ни сейчас, ни потом, когда вернёмся.

— О чем это ты?

— О вынужденном положении евнуха. Вы представляете… неудобно. Женщины.

— Ты плохо знаешь свет, Степан. Поверь мне, звание евнуха из гарема султана вызовет столь бурный интерес у дам, что сам будешь просить помалкивать об этой шутке.

— Да я ведь того и прошу, Александр Сергеевич!

Глава 18

Французский король

Мало кто из действующих правителей Европы подвергался столь многочисленным и незаслуженным насмешкам как