Я почесал зудящий затылок.

– А что в этом такого? У него тут полно места, я посплю себе тихонько на скамеечке. Заодно избавлю его от нелюдимости. А то погляди, какой он нервный. Это все от нехватки общения.

– Отойдите от стола! – потребовал полицай, нервно потрясая дубинкой.

Парикмахер, напротив, успокоился и стоял за его спиной, скрестив руки на груди и пронзая меня острым взглядом.

– Послушай, уважаемый, – сказал я мужичку. – Я прибыл из другого города, и мне пока негде остановиться, поэтому я решил временно остаться здесь. Я бы вообще спал на улице, но у вас тут ночами уже зябко.

– А где находится ваше законное жилье? – нахмурился полицай. – Перед приездом вы должны были подать заявку, подождать, пока вам ответят, что освободилась квартира вашего уровня, и уже тогда приезжать. А вы не стали дожидаться и приехали раньше? У нас тут, знаете ли, почти не бывает свободных квартир! Можно ждать палеями!

– Да не нужно мне это ваше жилье! – выпалил я. – Не подавал я никаких заявок! Я просто приехал сюда, и все! Зачем мне ждать какую-то квартиру, если мне достаточно обычной скамейки? Я гедоскет! Я отрицаю всяческие излишества!

– Пройдемте со мной в отделение! – потребовал полицай. – Вы не подали заявку на жилье, ворвались в чужое и решили самовольно в нем остаться! Да еще угрожали хозяину расправой! Это даже не мелкое хулиганство! Это преступление второй категории! Оно тянет на два палея на Аморановых островах!

На секунду у меня мелькнула мысль сказать ему, что я пошутил, что меня неверно поняли. Потом вернуться к ратуше и попросить еще одну бумажку с адресом. Но я был так возмущен поведением тизойцев, что не мог себя сдержать. У нас, в Атлаве, каждый готов был приютить старика. Я частенько ходил по соседям. Помогал с ремонтом, нянчился с детьми, присматривал за больными. Мне всегда было место и работа. Но здесь люди давно позабыли заветы Гедона. Они думали только о себе и своих потребностях. И соврать, что на самом деле я подавал заявку на жилье, означало бы предать Теорию пирожка и мои моральные принципы. А этого я допустить не мог. Какой же я гедоскет после такого? В чем смысл моего учения, если я готов поступиться им во благо себе?

Вот так слово за слово ваш покорный слуга оказался в полицейском участке. Но даже это не сбило с меня спесь. Я до того рьяно пытался доказать свою правоту, что вечером того же дня меня отправили на отработки.

В горячке я не осознавал масштабов трагедии, а когда осознал, то даже не успел толком огорчиться. Я почему-то сразу подумал, что это перст судьбы указал мне путь. Ведь аморальцы находятся куда ближе к гедоскетизму, чем обычные люди. Как минимум их лишают удольмера на время отработок, а когда потом снова его вживляют, приходится копить удовольствие заново. С нуля. С Квартала неудачников. К тому же после отработок бывшие аморальцы редко возвращаются в свои города – не хотят, чтобы там на них косо смотрели. Некоторые даже обрывают все связи с родственниками, дабы начать с чистого листа. Так что и уровень людизма у них куда ниже. Вот где я подыщу себе первых адептов!

* * *

О мои дряхлые кости, отвыкшие от поездок в мобилях! У меня все тело затекло, пока мы катили за город, на станцию «Аморановы острова». Она, как и ее соседка «Последний путь», навевала не самые приятные мысли, поэтому все маршруты к исправительному архипелагу проходили по околицам и прятались от обычных дорог за лесопосадками.

Я был, наверное, самым счастливым человеком на станции, поэтому окружающие поглядывали на меня с подозрением, впрочем, как и всегда. А причина моей радости заключалась в том, что сбылась моя давняя мечта покататься на магнитке – скоростном поезде на магнитной подушке, который западники называли маглевом. Я всю жизнь хотел водить континентальные электрички, но так ни разу и не поднялся до пятого уровня, дававшего возможность работать на этих великолепных машинах, похожих на змей с опущенными головами и покатыми телами, по которым потоки воздуха скользили, создавая минимум сопротивления. И вот, наконец, маглев прямо передо мной.

В вагоне меня встретили голубые ряды тройных сидений по обеим сторонам – словно расступившееся море. И благословенные кондюцинеры… кондици… тьфу ты, невозможно выговорить. В общем, эти штуковины, гоняющие по салону прохладный воздух. А я уж думал, что аморальцам такая роскошь не полагается и я заживо сварюсь где-нибудь в тропиках, когда состав превратится в доменную печь.

На моей памяти большая часть Аморановых островов располагалась в субтропическом поясе, но попасть туда можно было только по мосту Амо – самому длинному в мире. А он находился как раз-таки в тропиках. Этот двухсоткилометровый шедевр инженера Павлония соединял материк с Промышленным островом, а уже оттуда мосты поменьше вели на Новый век, Капитолий и десяток мелких клочков суши, тоже входивших в архипелаг, и я пока не знал, куда именно меня определят работать.

В нашем вагоне народу набралось немного. Пара человек тихонько болтала на задних сиденьях, еще несколько спали, тройка вяло читала газеты или массировала отекшие от дальней поездки ноги. Видимо, ехали издалека. Может быть, даже с востока. Но на глаз я так сразу не смог определить земляков – лица у всех были недружелюбные.

– К отправлению готовы, – доложил в рацию проходивший мимо конвоир.

Двери с шипением сдвинулись, переходные мостики поднялись, закрыв пробелы в ограждении платформы, и меня обдало мурашками, словно дрожь потолка передалась моему телу. Машина проснулась, нас чуть приподняло, и я всем нутром ощутил ее мощь, механизмы и жилы, пропитанные электричеством.

– Слушай, добрый человек, – остановил я конвоира, – а какая скорость у этой магнитки?

– На максимуме – километров шестьсот в час, – с довольным видом сообщил тот.

– Хороша-а-а! – восторженно протянул я. – Вот до чего техника дошла! А всего лет двадцать назад разгон самых шустрых континенталок еле до семидесяти дотягивал! Городские так вообще ползли, как дохлые ужи на муравьиных спинах. Даже представить боюсь, сколько энергии расходует эта зверюга. Интересно, какая тут мощность батарей? На обесточенных участках автономного питания надолго хватает?

– Не знаю, дед, не разбираюсь я в этом, – устало сказал конвоир. – Ты выбирай место. Скоро тронемся.

Повезло, что меня не осудили строго. Я должен был попасть в другой вагон, но, думаю, меня пожалели. Или сделали скидку на возраст. Поэтому мне приписали не вторую категорию,