рубанул врага мечом. Мертвяк развалился на две части, а на настил парома высыпались вонючие полусгнившие внутренности. Для верности Гунвальд ещё несколько раз рубанул мечом, и куски мертвяка перестали шевелиться.

Паромщик коротко поблагодарил каршарца и принялся сталкивать багром вонючие останки за борт. Дилль подавил рвотный позыв и повернулся к каршарцу.

– Здорово у тебя это получилось. Вот только…

– Учись, "папаша"! – покровительственным тоном сказал Гунвальд Диллю. – Это тебе не твоей тростиночкой махать.

– Чему учиться-то? – вскипел Дилль. – В следующий раз хоть посмотри, куда бьёшь. Ты зачем мою пику разрубил?

Пика была разрублена на несколько частей вместе с мертвяком, и вместе с ним же была выметена с парома в воду.

– Нечего оставлять оружие врагу – о нём заботиться надо, – варвар невозмутимо сдвинул шлем на затылок. – В смысле, об оружии, а не о враге. Вон Герон, к примеру, свой топор сохранил.

– Кстати, Герон, – Дилль повернулся к монаху, – что-то я не заметил, что упырь так уж испугался твоего креста. Лучше бы ты мертвяка топором огрел.

– Да промашка вышла, и с крестом, и с топором, – Герон озадаченно почесал кончик носа. – Ну, с топором всё ясно – я с ним теперь даже за столом не расстанусь, а вот почему упырь креста не испугался?

– Просто он знал, что в одиночку монах бессилен и бесполезен, в отличие от мага, – послышался голос Эрстана.

– Что-то я не заметил, чтобы от тебя была какая-то польза в этой схватке, – съязвил Герон. – Если бы не Гунвальд, мертвяк выел бы Йуре мозги. А, может, и ещё кому-нибудь.

– Я пропустил момент появления нежити, – пожал плечами Эрстан. – А потом Гунвальд покрошил эту тварь так быстро, что я даже не успел заклинание приготовить.

– Короче говоря, одинокий маг – существо бессильное и бесполезное, – сыронизировал Герон.

– Сейчас одинокий маг, уже приготовивший заклинание, покажет одному монаху, что такое настоящая боевая магия, – вскипел Эрстан.

Он на полном серьёзе протянул руку в сторону монаха и начал что-то бормотать. Дилль поспешил встать между спорщиками.

– Эрстан… то есть, господин маг! Вы сможете продолжить ваши споры с досточтимым братом Героном вечером, а пока приберегите ваше заклинание – вдруг объявится ещё один утопленник. Кстати, они тут часто появляются?

– Почём мне знать, – буркнул маг, опуская руку. – Я за всё время, сколько тут был, только второго увидел. Спроси у паромщика. Эй, Микаэл, много в вашей реке упырей обитает?

– Много, досточтимый, – паромщик смыл из ведра остатки слизи с досок и пинком отправил в воду какую-то серую тряпку – видимо, кусок одежды утопленника. – Бывает, по паре штук на дню вылезают. А бывает, что и за неделю никого не встретишь. Сейчас зима, они по омутам больше сидят, а вот летом в воду лучше не соваться. Это всё хиваши виноваты, чтоб их засыпало песком!

Драконоборцы, стоявшие на берегу, заслышав про "пару штук в день", быстро отошли воды. Те, кто стоял на пароме, как-то незаметно для себя скучковались в середине судна – подальше от бортов. Паромщик, заметив это, усмехнулся.

– Да не бойтесь вы этих синюшных! Такого багром обратно в воду столкнёшь, и все дела. Почему-то они долго после этого снова на поверхность не вылезают.

Дилль скорчил недовольную физиономию. Он, к примеру, ничуть ожившего мертвяка не испугался, хотя и увидел его так близко впервые в жизни. Никакого страха, только чувство брезгливости и отвращения. Может, это заклинание магистра-"одуванчика" сделало Дилля таким бесстрашным? А что же тогда будет, когда он дракона увидит? Впадёт в боевое безумие?

Гунвальд словно прочитал мысли Дилля.

– Слушай, паромщик, мы, к твоему сведению, драконоборцы. И если уж не боимся схватиться с огнедышащим драконом, что нам какой-то ходячий мертвяк? Поэтому ещё раз вякнешь про трусость, сделаю с тобой то же, что и с мертвяком.

Паромщик явно хотел сказать что-то язвительное по поводу драконоборцев и схватки с огнедышащим чудищем, но вспомнил, как каршарец быстро разделал упыря, и промолчал. Впрочем, он был не совсем неправ – Дилль увидел, как Йура, выглядевший бледнее бледного, трясущимися руками достал из-за пазухи целую связку амулетов и оберегов и принялся их перебирать.

– Эй, дружище, ты как? – спросил у него Дилль, но охотник не обратил на вопрос ни малейшего внимания, продолжая перебирать нанизанные на кожаный шнурок когти и зубы.

– Похоже, сейчас он не ответит даже как его зовут, – заметил Герон. – Перепугался. Всё-таки не каждый день оживший мертвяк пытается тебе выесть мозг.

– Ладно, на берегу придёт в себя, – проворчал Дилль.

Однако, ни во время переправы, ни после выгрузки на берег Йура так и не пришёл в чувство. Когда первый переправившийся десяток драконоборцев расположился на пожелтевшей траве (и, на всякий случай, подальше от воды) охотник по-прежнему перебирал обереги и амулеты, что-то бормоча себе под нос.

Чтобы ждать остальных было веселее, Гунвальд развёл костёр, воспользовавшись замагиченным огнивом. Ещё в Тирогисе на занятиях Эрстан рассказывал про эту столь необходимую в походе штуку и, как оказалось, не соврал – огниво воспламенило сырые ветки так легко, словно это был высохший мох. Вскоре драконоборцы сидели у костра, делясь впечатлениями о коротком бое Гунвальда с упырем. Каршарец жмурился, как кот, нализавшийся сметаны, и грелся в лучах заслуженной славы.

– Упырь – это ерунда, – наконец даже Гунвальду надоели хвальбы в свой адрес. – Я послушаю, что вы скажете, когда я прикончу дракона.

– Опять каршарец за своё, – хмыкнул заросший до самых глаз бородой уроженец Теока. – Неужели ты всё ещё веришь, что мы выживем?

– Да, дракон – это тебе не жалкий упокойник. У него один коготь больше, чем твой меч, Гунвальд, – бывший контрабандист Иннарих даже руки развёл, чтобы показать размер когтей дракона.

– И пламя ядовитое он выдыхает, – вздохнул Дилль. – Слышали, что маг рассказывал? В драконьем огне горит даже то, что гореть не может.

К этому времени паром привёз вторую партию драконоборцев и отправился за третьей. В суете и толчее, которая возникла на берегу после высадки лошадей и десяти человек, никто не обратил внимания на Йуру. А охотник снял с кожаного ремешка зачарованный амулет, швырнул его в костёр, замер, словно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, облегчённо выдохнул и решительно направился к лошадям.

–