тогда, вместо того, чтобы зря коптеть свет, и задыхаться от эксплоатации, возьмем и какому-нибудь ненавистному душегубу своими зубами перегрызем горло. Но давайте прежде попробуем раскачать наш родной рабочий класс организованно. Кто, товарищи, за это?

Я, — вскочил первый, со сжатыми кулаками, самый младший среди собравшихся, Сигизмунд.

—Я, — мрачно присоединился Анатолий Сабинин.

— Я, — с беззаботной медлительной улыбкой, радуясь общему единству, сказал Семен.

— И я, поднял кулак перед собою Матвей. —Лучше сдохну, чем отступлюсь от борьбы с капитализмом.

И когда все эти четыре «я» прозвучали, товарищи сразу все поднялись с мест.

Они все кипели возбуждением и им хотелось что-нибудь натворить сегодня.

— Идемте куда-нибудь искать приключений, — предложил Матвей. —Хочется или побить кому-нибудь морду, или, если не это, то хоть сжечь стог сена в околице,

Приятели высыпали из квартиры, прощаясь с хлопотавшими в кухне матерью и сестрой Матвея. Они направились в город полотном железной дороги, минуя станицу. Все они были в буйном настроении. Поэтому уже дорогой, подбирая с оттаявшего полотна осколки щебня, они начали метать камни, по птицам на телеграфных столбах и проволоке. Затем затронули шедших в одном направлении с ними двух цыганок и позубоскалили с ними, наконец, пройдя пустырь и войдя в город в той части, где он трактирными улицами и рядами постоялых дворов приближался к станице, собирались уже остепениться.

Вдруг Матвей, с некоторого времени наблюдавший проезд отряда собакодавов, вылавливавших специально приспособленными мешками на длинных шестах и сетками на обручах бродячих дворняг и сажавших их в большую клетку на телеге, что-то надумал и, сдерживая готовый вырваться смех, посмотрел на товарищей.

Семен заметил возбуждение приятеля.

— Вот живодеры! Во имя царских именин всю собачню хотят передушить — сказал Матвей, смеясь и следя за двумя чернорабочими, бегавшими впереди телеги со своими ловушками за каким-то костлявым, но увертливым кобелем, в то время как их товарищ, сидя на высоких козлах, погонял городскую клячу, уныло тащившую клетку с несколькими десятками четвероногих пленников.

— Тебе собак жалко стало? — спросил Анатолий.

— Нет... Я думаю другое. Что, если мы по случаю нашего мальчишника объявим всей пленной стае манифест и дадим жертвам насилия Городской Управы свободу?

И Матвей указал на решетчатую дверь, за которой метались в животном страхе, просовывая наружу лапы и головы, пойманные псы.

— Выпустить собак?

— Да.

Товарищи взглянули на Матвея, потом на телегу и прыснули... Хотели сдержаться, но прыснули еще сильнее.

Семен Айзман, будучи не в силах итти, остановился и схватился за живот.

Сигизмунд, не зная еще шутит Матвей или серьезно предполагает устроить собачий ералаш, изумленно посмотрел на всех.

— Не попадет нам? — спросил он.

Но угрюмый Сабинин уже осматривался по улице, оценивая возможность выполнить безнаказанно проект Матвея.

— Давайте! —спокойно приготовился он действовать, как-будто собирался распространить сотню прокламаций на Кавалерке. —Дверь на простой щеколде. Вы идите вперед, как-будто не обращаете ни на что внимания, а я открою и догоню вас.

И, оглянувшись, он юркнул к телеге.

— Не оглядывайтесь, идемте! — скомандовал Матвей, — сейчас будет дело.

Друзья ускорили шаг и очутились впереди телеги, после чего пошли несколько ровнее.

Через минуту к ним присоединился Анатолий.

— Ну, что? —спросил с любопытством Матвей.

— Открыл. Один кобель чуть было за руку не цапнул.

Сейчас загудят.

И не успел он кончить, как раздался крик.

— Ратуйте, караул!

В ту же секунду вся улица огласилась неистовым лаем и паническими возгласами.

Навстречу телеге, прекратив погоню за кобелем, бросились капканщики. Прежде чем Матвей и его друзья успели обернуться, едва не свалив их с ног, промчалось несколько псов.

Безумствующие мастеровые, взвыв от восторга, прижались к стене какого-то дома и посмотрели назад.

Вот один из капканщиков, растерявшись от того, что произошло, хотел было броситься перед самой телегой на одну из выбежавших собак, чтобы хоть этим поправить дело. Но в ту же секунду несколько других вылетевших псов сбили его с ног, и он на корячках стал подбираться к упавшей с головы шапке. Одна перепуганная на смерть торговка сластями на углу с одним мешком выскочила на середину улицы, а содержимое ее лотка рассыпалось по тротуару.

Сидевший на козлах погонщик клячи прицелился было из-за угла телеги захлопнуть дверь клетки, но сейчас же боязливо отодвинулся и махнул рукой.

Все трое рабочих, наконец, сошлись в задок телеги, откуда убежали собаки и начали горячо спорить, оглашая воздух трехъ-этажной словесностью и упрекая друг друга в непринятии мер.

- Ну, браво! —сказал Матвей. —Теперь подерутся. Идемте дальше. Молодец Анатолий, не задумываясь, на всей улице переполох поднял.

— Собачий спаситель! — засмеялся Семен.

Анатолий с засунутыми в карманы руками спокойно шагал рядом с товарищами.

— Если бы так арестантов из тюрьмы... Вот мокренько

стало бы от буржуев, —высказал мечту Сигизмунд.

— Размечтался, Мунчик! Обожди, дружок, обойдемся и без арестантов... Сами еще лучше с ними справимся.

— Куда пойдем? —спросил Сабинин, когда компания оказалась вблизи главных улиц. —Может-быть, в Нахичевань зашагаем?

— Если деньги есть, пойдемте в театр сегодня, —предложил Семен, —Там опера.

— Опера? — с сомнением протянул Сабинин. Я один раз попробовал пойти на оперу, и довольно. Больше, извините, не ходок туда.

— И я тоже, —сказал Сигизмунд.

Матвей и Семен вопросительно взглянули на своих младших товарищей.

— Почему?

— Я в будни один раз пошел туда, — сказал Сигизмунд, — а пред этим таскал дома уголь в сарай; вывозился. Мне билет продали, а в театр билетер не пускает. «Такие собирают подаянки, а не по театрам ходят. Соберите на костюм себе». И начал с публикою зубоскалить насчет меня. От стыда едва выскочил оттуда.

— Сволочь! — выругался Матвей, —Буржуй тебе в морду наплевать может, а ты с ним в один театр войти не смей. Владыки!

— А я, —в свою очередь рассказал Сабинин, — купил раз на галерку билет, но билетер куда-то от двери отошел, а я по ошибке попал в партер. На меня там все уставились: «Жулик, жулик», а капельдинер посмотрел билет и выставил. Тоже все сверху, как Сигизмунда, биноклями провожают, пальцами тычут. После этого Васька Перелешин в театральной электричке стал работать, и хотел меня зайцем провесть, но я закаялся навсегда.

— Хоть бы раз буржуев самих разогнать из театра, как-нибудь, — сказал Семен.

— А можно! —задумчиво сказал Матвей.

— Как?

— Придется в хулиганов превратиться.

— Ну, страсти! Нас и