— С натяжкой, может быть, я кого-то на инсталляциипропустил, может, тот человек уже ушел, пока я из-за ящика выбирался… —неуверенно возразил Володя.

— Да перестань ты мямлить! — рассердиласья. — Если бы, да кабы! Сделаем такое допущение, больше нам ничего неостается. И устроим им ловушку, всем трем! Кто там был?

— Петя Мертваго, потом этот, из мэрии, Борис, и ещеамериканец, из эмигрантов, Джордж Верри.

— Значит, надо каждому потихоньку рассказать, что Вера,мол, Сергеевна тебе говорила, что про это кое-что знает, но имен никаких неназывала, но дома, мол, у нее все записано, потому что бабуля была старая, напамять не надеялась и все записывала на всякий пожарный случай.

— Это что, она шантажировать убийцу хотела, что ли?

— Сказать-то все, что угодно, можно, ей уже ничего неповредит!

— Но настоящий убийца знает, что у нее ничего не было!

— Почему ты так думаешь? Он как будет рассуждать? А вдругстаруха и правда все вынюхивала, высматривала и успела кое-что заметить? Ведьубирает же он свидетелей, значит, боится! А у страха, как известно, глазавелики.

— Думаешь, стоит попробовать? — с сомнениемспросил Володя.

— А что мы теряем? Если ни один из этих троих невиноват, мы им ничего плохого не сделаем. А чтобы подстегнуть их, надо сказать,что после бабули осталась квартира в центре, бесхозная, ЖЭК сразу лапу наложили велел барахло быстро забирать, а квартира уже обещана кое-кому. Про это все поверят,сам знаешь, какая мафия сейчас в ЖЭКах творится!

Он глядел на меня с улыбкой:

— Отчаянная ты!

И я не поняла, нравится это ему или нет.

Через три дня, похоронив Веру Сергеевну, Володя сказал, чтохудожественная жизнь идет своим чередом, что он поинтриговал немного и получилприглашение на очередную выставку в галерею «Зефир».

— Что за странное название — «Зефир»? Это что —выставочный зал кондитерской фабрики?

Володя фыркнул:

— Зефир — это вообще-то теплый южный ветерпо-древнегречески. Ну, знаешь, — Борей — северный, а остальные я позабыл.

— Потому и кондитерский зефир так называется, что онтакой мягкий, нежный, как южный ветер?

— Конечно, и эту галерею так назвали, потому что здесьвыставляется все такое… ласкающее взгляд чувствительных дам.

— А что же все сюда ходят?

— Здесь много жен «новых русских», которым все пытаютсячто-нибудь продать, а для этого хорошо бы сначала с ними познакомиться. Крометого, здесь всегда хорошо кормят и поят.

— Но мы идем сюда с совершенно конкретной целью, —строго сказала я, — не увлекайся шампанским.

Кажется, он обиделся, потому что отошел от меня и сделалнезависимый вид.

***

Народу в галерее было полно. Шанхайский уже успел где-тозапастись тарелкой с бутербродами и допивал третий стаканчик шампанского,поэтому чувствовал себя необыкновенно хорошо, можно сказать, на творческомподъеме. Куда-то задвинув свою жену, он подхватил под локоток «новую русскую»даму в бриллиантах от макушки до пят и бархатным голосом вещал:

— Вы видите, дорогая, как тонко художник передаетглубину своего миропонимания нежной серо-жемчужной шерстью этой кошки? Вывидите, какой глубокий подтекст скрыт в завязанном у нее на шее голубом банте?Этот бант символизирует, с одной стороны, трагедию сексуальных меньшинств и, сдругой стороны, то, как душит нас окружающая бездуховность…

Наталья в восхищении переводила глаза с бриллиантов дамы накошку, потом опять на бриллианты, потом на Шанхайского.

Чуть дальше Бультерьерский мертвой хваткой вцепился вкоренастого, коротко стриженного уголовника, увешанного золотыми цепямипохлеще, чем дуб у Лукоморья.

— Учти, Толян, год назад картины Россомахзина шли попять штук зеленых, в этот — уже по пятнадцать, в будущем — они, в натуре,пойдут не меньше тридцати. Где ты еще так клево вложишься?

Уголовник явно не проявлял должного энтузиазма. ВладимирИванович подхватил свою спутницу под руку, потому что она слегка растерялась вэтом бедламе. Наконец сквозь бурлящую толпу удалось пробиться к скалистомуутесу, надежному причалу, которым представлялся издали большой и устойчивыйПетя Мертваго.

— Смотри, как удачно! — прошептал Пятаков. —Опять они оба вместе. Этот, из мэрии, снова при нем! Так что мы убьем однимвыстрелом сразу двух зайцев!

— Для зайца твой Петя крупноват будет, — суважением сказала Наталья, Петя произвел на нее сильное впечатление своимиразмерами.

— Да, хороший заяц, крупный, упитанный.

Петя издали замахал им рукой с бутербродом:

— Володя, привет! Что это за дама с вами интересная?Познакомьте!

Владимир Иванович оглянулся на свою даму и увидел, что она иправда интересная. Не красавица, но в своем подчеркнуто скромном, черномбрючном костюме она выгодно отличалась от присутствующих «новых русских» дам.Она была здесь чужая. Поэтому держалась напряженно, в глазах была тревога, ведьони собирались общаться с предполагаемым убийцей. Он почти физически чувствовалидущую от нее волну беспокойства. Он подумал, что Петя Мертваго, вероятно, всеже обладает некоторым художественным вкусом, если сумел разглядеть что-то вНаталье.

«Как я ее напишу!» — подумал он, но отогнал от себя виденьепортрета — сейчас не время об этом думать.

Он сделал над собой усилие и представил Наталью Пете и типуиз мэрии.

— Володечка, вы-то что здесь делаете? — Петяговорил с набитым ртом, поэтому к его словам приходилось прислушиваться. —Богатые дамы плохо покупают ваши пейзажики и натюрмортики…

Наталья немедленно обиделась на «пейзажики и натюрмортики» инедовольно буркнула:

— Дамы бывают разные.

— Не обижайтесь, Натали! — воскликнул Петя,дожевав бутерброд. — Я ведь говорил только о богатых дамах!

Наталья нахмурилась и решила приступить к делу, пока Петяокончательно не вывел ее из себя. Громко и театрально, как актриса на сцене,она обратилась к Володе:

— А что, милый, нет никаких новостей о поисках убийцы?

Пятаков внутренне передернулся от ее фальшивого тона, ноПетя ничего не заметил и заинтересованно на них посмотрел:

— Какого убийцы, Натали? Который прирезал Аделаиду?

— Не только Аделаиду, он уже троих укокошил.

— Глеба я знаю, а кто же третий?

— Женщина пожилая, Вера Сергеевна, она в галерееуборщицей работала.

— Господи! — Петя даже присвистнул. — А ее-тоза что? Бедных ведь не убивают!