еще дремал, но его первичные признаки уже проступали на теле — поблескивающая прозрачная чешуя вдоль плеч, фарфоровая кожа без единой отметины, налившиеся блеском волосы. Тео не пожалел на меня магии. Тео был добр к безвестной каторжанке почти с той же силой, с которой ненавидел меня настоящую.

Я быстро отвернулась и вышла вслед за Гельке.

— Куда мы идем? — заволновалась я, когда она провела меня мимо кабинетов.

— Внизу, вейра, — зашептала та. — Ждут они вас. Император уж больно капризен, хочу, говорит, чтобы меня подружка на прощанье поцеловала.

Наверное, я скрипнула зубами, потому что Гельку испуганно скосила на меня глаза. Видно, начала меня боятся на пару с Лине. Это хорошо. Пусть боятся.

— Гельке, ты ведь хорошая, умная женщина, — контролировать себя было сложно, я кое-как выдавила улыбку. — Знаешь, наверное, где Лине хранит свои личные вещи?

— Да… — запинаясь, сказала та. Видно, улыбка вышла неубедительная, потому что лицо у Гельке сделалось испуганным — В кленовой шкатулке. Я видела как-то раз, как она ее в стену убирает.

— Принеси-ка мне ее к вечеру. Поняла?

— Да как я посмею…

Вцепилась в ее рукав, обжигая магией, и та тут же закивала, как детская куколка.

— Принесу, вейра Эль.

— Умница.

Эльене бы так не сделала, она была доброй, глупой и доверчивой. Хорошо, что она умерла. Я буду куда осмотрительнее.

Я вошла в центральную нижнюю залу, мгновенно находя взглядом Теофаса. Он уже был в полной боевой экипировке: доспехи из текучего номара — редкой магической руды, боевые браслеты на обоих запястьях, меч на поясе. Он сидел за круглым столом вместе с Анхардом и Рейнхардом, и меч под уклоном давил острием ножен в пол. Рядом с ними стояла одна из горничным и трясущимися руками пыталась налить кофе.

— О, милая! Иди сюда!

Теофас легкомысленно дернул рукой вверх в приветствии, хотя сидел спиной ко мне и не мог меня видеть. Глупая позиция. Хороший воин никогда не сядет спиной к двери. А Теофас вечно именно так и садится, словно приглашая к нападению, но всегда всех видит. Отец-дракон знает, как ему это удается.

Я подошла ближе и присела в неглубоком реверансе, старательно вглядываясь магическим зрением в золотую императорскую ауру. Той темноты, что я видела ночью, не было. Или была, но так глубоко и надежно скрыта, что заметить ее мне не удавалось.

— Солнечного рассвета, Ваше Величество.

Его Величество насвистывал незатейливый мотивчик, пристукивая в такт каблуком, и задумчиво меня разглядывал. Вот только в его глазах не было ни веселья, ни показной дурашливости. Его взгляд был тяжелым, давящим, жадным, напоминающим о прошедшей ночи.

— Налей нам кофе, карамелька, а то эта несчастная девчонка сейчас меня ошпарит.

Я недоуменно потерла виски. Он что, назвал меня карамелькой? Венценосная скотина нашла новый способ меня изводить.

Теофас оценил выражение моего лица и расхохотался, и перепуганная горничная, дернувшись от неожиданности, и в самом деле ливанула кофе ему на колени. Почти ливанула. Струя застыла в воздухе и медленно растаяла дымкой. Он буквально испарил этот несчастливый кофе. Раньше… Тео контролировал дар, теперь же он словно вышел из-под контроля.

И эта его темнота… Что изменилось за год, пока мы не виделись?

Я нахмурилась, а после дернулась, как от удара. Теофас внимательно смотрел прямо на меня, словно проверяя реакцию. Вслед за ним на меня уставились и Рейнхард с Анхардом, разглядывая мои изменившиеся черты. Наверное, сразу видно, как и с кем я провела эту ночь.

— Я налью, — скрывая неловкость, взяла кофейник из рук горничной, отправляя ее кивком за пределы залы.

Перехватила кофейник поудобнее, налив на две трети, как он любит, после добавила сахара, и осторожно, на блюдце придвинула к Тео. И не сразу поняла, что настала звенящая тишина. Никто больше не насвистывал, не пристукивал каблуками, не шелестел документами.

— Что это?

О чем он? Я все сделала идеально, кофейно-чайный этикет соблюден до крошки, ни одного лишнего движения! Я всегда была лучшей. Во всем, за что бы ни бралась.

— Откуда ты знаешь?

Тео вдруг резко схватил меня за руку. Глаза потемнели до оттенка старого золота. Я… что-то сделала не так?

— Знаю что? — спросила дрогнувшим голосом.

— Откуда ты знаешь, сколько ложек сахара класть, Эль?

Сердце у меня рухнуло куда-то в живот. О да, я сделала что-то не так. Очень-очень не так.

Такого сладкоежку, как Теофас, было не сыскать во всей империи. Даже я, при невообразимой любви к сластям, не могла пить сладкую бурду, в которую мой бывший превращал кофе. Я, конечно, и себе пихала четыре ложки сахара, но ведь не семь!

А ведь именно столько ложек я и положила. Привыкла. При виде сочетания Теофас плюс кофе во мне автоматически сработал инстинкт хорошей жены, которая десять лет подряд наливала ему этот сироп после каждой тренировки. Каждый день.

Дорогие читатели, большое спасибо за ваши звездочки, комментарии и награды! Это очень приятно, и очень важно для меня :)

18. Разрыв

Эмоции. Магия. Усталость. Три составляющие ошибки для любого дракона. Он уязвим при эмоциональном всплеске, при магическом выбросе и при усталости. Я с успехом сочетала в себе все три проблемы.

В висках глухо закололо болью. Нет. Нет, я еще могу выкрутиться. Слово всегда было моей сильной стороной.

Переплела пальцы в крепкий замок и спокойно подняла взгляд.

— Я ведь рассказывала, что встречала вашу жену около здания министерства, Ваше Величество. Конечно, знакомы мы не были, но она пару раз говорила о вашей любви к сладкому и приводила в пример ваш кофе. Я случайно услышала эту историю, вот и все. Да и запомнила только потому, что семь ложек сахара — это слишком уж много.

Все драконы сладкоежки, кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то предпочитал маленькие кремовые пирожные, кто-то шоколад, а кто-то предпочитал чистый сахар. Как Тео. С него бы сталось высыпать в рот целую сахарницу.

Теофас задумчиво кивнул. Напряжение отпустило его так же резко, как и нахлынуло, кажется, он счел мое объяснение разумным. Спустя миг он легкомысленно улыбнулся.

— Оказывается моя жена была при жизни той еще болтушкой.

— При жизни?

Голос у меня невольно дрогнул. Теофас неуловимо помрачнел. Встал так резко, что кофе выплеснулось на столешницу и широким шагом вышел из залы. Затормозил только у дверей:

— Не забывай о нашем договоре,