— Пока нет, нанопротекторный механизм на движение не рассчитан, — он с любопытством посмотрел на меня, ожидая, какой перл невежества я выдам следующим.

— Тогда было бы круто на всю часть ее растянуть, а то сидим, как арестанты за забором, — позволил себе помечтать я. И, спохватившись, пока ученый не начал меня чихвостить, я быстренько, раз уж случай подвернулся, задал интересующий меня вопрос: — А, и еще, я давно хотел спросить. А почему растения называют по земному типу, ну или хотя бы примерно похоже, а с животными какая-то непонятная чехарда?

— А вы не догадались до сих пор, что ли? — Тайвин посмотрел на меня так, что я смутился и почувствовал себя нерадивым двоечником, которому у доски дают пример на сложение, а он жесточайшим образом тупит. — Давайте так. Я вам расскажу основные принципы систематики в зоологии, а вы попытаетесь немножко поработать серым веществом.

— Э-э-э… ну хорошо, — неуверенно согласился я. — Давайте.

— Биномиальная номенклатура, принятая в зоологии, — начал Тайвин, устроившись в личном кабинете за своим столом поудобнее, — проста и понятна. Животное называют по родовой принадлежности и добавляют видовой эпитет, который обычно опирается на морфологию вида. То есть на какие-то особенности его внешнего вида или внутреннего строения.

Он сделал паузу, а я кивнул. Что такое морфология я знал. Убедившись, что я внимаю, Тайвин продолжал:

— Раньше, еще до Линнея, животных или растения называли так, чтобы в названии точно были отражены все особенности конкретного вида. Но, согласитесь, название одного и того же существа из восьми и более слов… — он покачал головой, словно изумляясь недальновидности ранних естественнонаучных изысканий.

Я угукнул. Пока добавить мне было нечего.

— Поэтому досточтимый Линней привел в порядок таксономию и упорядочил принцип номинации, то бишь называния живых, а потом и неживых организмов. И появились кошки обыкновенные, синицы большие и, скажем, голубянки аргусы. Перенесемся в наши дни. Сейчас зоологи и ксенозоологи руководствуются последней редакцией Межмирового кодекса зоологической номенклатуры. А поскольку аналогов в земном и пяти освоенных мирах таким животным нет, то мы решили поверить вам. — Тайвин загадочно улыбнулся, а я ушам своим не поверил.

— Вы имеете в виду…

— Вашу сентенцию о чрезмерно въедливых в мироздание философах, зрящих через полгалактики, и об их призрачных видениях и фантазиях. В самом деле вы довольно верно подметили, насколько могло сознание человека в период политеизма классифицировать то, что видит, настолько и справилось. Не вполне понятно, как и почему, но животный мир Шестого действительно адекватно коррелирует с бестиарием Древней Греции. И сейчас, полагаю, мы вполне вправе пользоваться плодами их мифотворчества, но на научной основе. Вот и появились у нас стимфалы двухвостые, ложная скорпикора и скорпикора обыкновенная или Салливана, суккуба иглобрюхая и прочие герионы, дактили, орфы, сциллки, харибды и иже с ними.

Мне ничего не оставалось, кроме как ошарашенно молчать. Тайвин окончательно решил меня добить и снисходительно заметил:

— Дело вовсе не в вас, не вы бы заметили этот удивительный факт, так кто-то другой. Вы просто успели раньше. Единственное, что меня удивляет… стоп, а вы вообще знали о Шестом, когда писали статью о скорпикорах?

— Нет, — застенчиво ответил я. — Я просто предположил.

— Тогда еще больше удивляет. Впрочем, вы в своем роде уникум, так что, может статься, особо удивляться и нечему. В вашем наборе, я смотрю, уникумов вообще хватает. Так вот, о чем бишь я…

Присев в его по-спартански обставленном кабинете на более или менее удобный с виду стул, я принялся слушать. Я был готов к тому, что меня будут корить за безрассудство и самоуправство, пенять на своеволие, но в глубине души надеялся на похвалу — не каждый день удается оградить потенциального коллегу от пары царапин. Но к тому, что мне предложил Тайвин, морально оказался не готов.

— Честер, — снимая очки и аккуратно складывая их дужки, произнес Тайвин спокойным голосом, за которым крылось отлично замаскированное напряжение, природа которого мне была непонятна. То ли волнуется, то ли доволен по уши. — Вы прекраснодушный идиот, вам бы уши оборвать. Но шустрый и сообразительный, прямо как я люблю. Будем работать вместе?

Глава 8

План был утвержден, иглометы подготовлены, анатомию суккубы мы выучили за несколько часов практически назубок. Роман по-прежнему направлял в мою сторону хмурый порицающий взгляд, я же старался делать вид безмятежный и отсутствующий.

В самом деле, что может пойти не так? Суккуба — существо сложное, но не настолько, чтобы диссертации по ее психологии писать. А мы ребята смелые, ловкие, умелые и далее по списку. Так что я натянул на себя утяжеленный вариант экзоброни, вооружился иглометом со стандартными парализующими иглами и положил поближе магазин с бронебойными, мало ли. Тайвин снабдил меня микрокапсулой развертки локального купола защиты, и я пошел. Рыцарь игломета и самонадеянности, без щита, но со знаменитым девизом «Слабоумие и отвага!».

Высунувшись из-под основного нанопротекторного купола, я убедился, что суккубы пока в поле зрения не видать. Но я нутром чуял что-то неладное, и внутреннему чутью решил всецело довериться, демонстративно прошествовав к более или менее открытому и просматриваемому участку — тут мы больше всего топтались на выходе из базового лагеря — и воссел в позе лотоса спиной к ребятам, развернув защиту. Суккуба, милочка наша, не заставила себя долго ждать.

Не прошло и пятнадцати минут, как зверь, отчаянно вереща и взрыкивая, попытался атаковать меня излюбленным способом —