Из тюрьмы Капезиус написал Эйслеру с просьбой «прислать любые письма, хоть сентиментальные, хоть строгие», потому что «невинность человека в глазах Бога в зале суда ничего не значит»[417].

Канун нового 1960 года Капезиус провел в тюремной камере. Но его печальное существование скрашивала надежда, что дело развалится, как произошло 14 лет назад, когда он находился в заключении у американцев. Надежду в него вселяли и нанятые адвокаты, Фритц Штейнакер и Ганс Латернсер, обладающие репутацией хороших защитников военных преступников. Сорокалетний Штейнакер был членом нацистской партии и служил пилотом бомбардировщика. Он был младшим партнером в юридической фирме. Латернсер был легендарным адвокатом, защищавшим на Нюрнбергском процессе верховное командование вермахта и генеральный штаб. Он также был главным адвокатом защиты на суде Макса Ильгнера по делу Farben и представителем генерала Ганса Кессельринга, приказавшего убить партизан в Риме, так что Капезиус не был его самым скандальным клиентом. В 1959 году семья Менгеле тоже связалась с этой парой, чтобы они сопротивлялись обвинениям против бежавшего доктора.

Капезиус был единственным обвиняемым в заключении, который мог позволить себе частную команду адвокатов. Никто, даже его защита, не знал, что деньги на адвокатов появились, благодаря краденным в Освенциме золотым зубам и имуществу заключенных. Штейнакер и Латернсер убедили Капезиуса, что готовы яростно бороться с любыми обвинениями. Но Бауэр не спешил бросать в аптекаря обвинением, за которое тот не понесет должного наказания. К 1960 году перед немецким судом предстало всего семь эсэсовцев, служивших в Освенциме. Прокурорам хвастаться было нечем. В том же году, например, доктор Иоганн Кремер, ведущий дневник в Освенциме, был признан виновным Мюнстерским судом. Однако Кремер провел 10 лет в плену в Польше, и немецкий судья освободил его сразу же после признания виновности, потому что он «уже отсидел» свое. А в случае с одним из самых интересных обвиняемых – им был доктор Карл Клауберг, их с Капезиусом связывали приятельские отношения в Освенциме – дело тянулось так медленно, что Клауберг умер в тюрьме, прежде чем процесс успел начаться.

Бауэр хотел добиться большего своим расследованием, одного обвинения нескольких личностей было недостаточно. Он знал, что управлением Освенцима занималось 7–8 тыс. офицеров, и понимал, что наказание понести может лишь небольшая их часть. Но это могло повлечь серьезные последствия. Бауэр представлял, что если ему удастся найти достаточно нацистов, которым будет предъявлено обвинение, и объединить их дела в один большой процесс, это поможет стране взглянуть темному прошлому в лицо: будет катарсис. Он хотел не только обнародовать имена и лица убийц низшего ранга, но и представить перед судом иерархию СС, создавшую «комплекс Освенцима». Его амбициозной целью было привлечение виновных к ответственности за преступления Холокоста, и чтобы это происходило в немецком суде, с немецкими прокурорами и судьями[418].

Капезиус и его команда давили на популярный в Германии сентимент, что пора бы уже оставить это в прошлом. Аптекарь надеялся, что малый общественный резонанс означает, что расследование Бауэра застынет на месте, не успев дойти до суда. Однако, к ужасу обвиняемого, весной произошло событие, привлекшее внимание всего мира, и вернувшее публике интерес к делам ненаказанных нацистов. Израильский отряд провел тайную операцию, которой позавидовал бы автор шпионского романа-бестселлера. Одиннадцатого мая 1960 года Адольф Эйхман – эсэсовец, ответственный за депортации миллионов евреев в лагеря смерти – закончил смену на фирме Mercedes-Benz в пригороде Буэнос-Айреса, Аргентины. Он сел на автобус и поехал к себе, в скромный домик на улице Гарибальди. Сойдя со ступенек, он не заметил стоящую рядом машину, над двигателем которой возилось двое мужчин, не обратил внимания на машину с тремя пассажирами, припаркованную прямо у автобусной остановки. Не успел он пройти мимо первого автомобиля, как его задняя дверь распахнулась, четверо мужчин схватили его и запихнули внутрь. Это заняло меньше минуты. Прежде чем Эйхмана связали и заткнули ему рот, он успел сказать: «Отдаюсь на волю судьбы»[419].

Команда, действуя невероятно скрытно, перевезла Эйхмана в Израиль, и еврейское государство объявило, что собирается судить его за геноцид и военные преступления. Это был магический момент, зарядивший энергией частных охотников на нацистов, в особенности Симона Визенталя в Вене и Сержа и Беату Кларсфельд в Париже, ускориться в поисках бежавших нацистов вроде доктора Менгеле и коменданта Треблинки Франца Штангля. Внезапно преступления «Окончательного решения» снова оказались в центре внимания.

Никто не знал, что Фриц Бауэр сыграл ключевую роль в обнаружении Эйхмана израильтянами. Еще в сентябре 1957 года он послал тайную телеграмму Иссеру Харелю, главе израильской разведки; Бауэр поделился информацией, которая указывала на то, что нацист скрывался в Аргентине.

– Бауэр сказал, что больше об этом никому не известно, – рассказал Харель. – Он отметил, что не доверяет [немецким] Министерству иностранных дел и посольству в Буэнос-Айресе, что ему не на кого положиться с этой информацией, кроме нас[420].

Бауэр совершил прорыв благодаря немецкому еврею Лотару Герману, который проживал в отдаленном аргентинском городке Коронель-Суаресе. Молодой немец из Буэнос-Айреса, Николас Эйхман, ухаживал за 18-летней дочерью Германа. Основываясь на том, что Эйхман рассказал его дочери, Лотар написал Бауэру письмо, в котором изложил свои подозрения.

Однако израильтяне усомнились в достоверности наводки. В декабре 1959 года, когда арестовали Капезиуса, Бауэр прилетел в Иерусалим, чтобы выразить недовольство лично генеральному прокурору Израиля. Он сообщил, что поступила информация от осведомителя: Эйхман прикрывался именем Рикардо Клемента. Также Бауэр предоставил Моссаду схемы и ключ от его франкфуртского офиса, чтобы те могли в тайне завладеть копиями файлов нацистского преступника. Пять месяцев спустя Эйхмана поймали[421].

Хотя дело Эйхмана и придало сил охотникам на нацистов, многие высокопоставленные немцы по-прежнему противились плану Бауэра провести суд. Надо отметить, что в их числе был 31-летний Гельмут Коль, государственный представитель из Майнца, который впоследствии стал канцлером Германии. Он изложил популярную точку зрения, согласно которой Третий рейх существовал совсем недавно, поэтому было невозможно справедливо судить о поступках индивидов, не поддаваясь гневу и эмоциям.