– Но потом ты уехала, – шепчет Корали.

Нима зажмуривается, а когда открывает глаза, в них блестят слёзы.

– Я была в отчаянии, – бормочет она. – Этот город был для меня кошмаром. Уезжая, я прихватила с собой драгоценности, надеясь, что смогу продать их, а на вырученные деньги начать новую жизнь. Но не смогла. Каждый раз, глядя на эту коробочку, я видела тебя, скачущую в этих жемчугах, и мне становилось ужасно стыдно, что я их забрала.

– И что ты сделала?

– Мне было непросто, денег не хватало. Но в конце концов я нашла работу, потом другую, получше. А приходя вечерами домой, смотрела на них и думала о тебе.

Теперь глаза Корали тоже блестят.

– Если ты столько думала обо мне, почему просто не вернулась?

– Я ведь бросила тебя, Корали, – вздыхает Нима. – Бросила своего ребёнка. Навлекла боль и позор на свою семью. Но я ещё не была готова стать мамой, в которой ты нуждалась. Я знала, что не покажусь здесь снова, пока не стану той, на кого ты сможешь рассчитывать. Кто сможет о тебе позаботиться.

Плечи Корали трясутся, и я снова тихонько прижимаю её руку.

– Тогда зачем первым делом идти в дом Блэквудов? – шепчет она. – Зачем прятаться здесь? Почему не прийти прямо к нам?

– Ох, Корали, – снова вздыхает Нима. – Мне у многих нужно просить прощения. Я решила, что проще будет начать с миссис Блэквуд. Я хотела сказать ей, что сожалею о своём уходе, показать украшения, чтобы она знала, что я хранила их для тебя. Я ведь не слышала, что она умерла. Постучала – никто не ответил, пришлось воспользоваться запасным ключом от задней двери: он лежал там же, где миссис Блэквуд всегда его держала. Вы явились минут через пять после меня. А когда ты увидела меня в окно… Я не хотела тебя пугать, просто собиралась с силами, чтобы постучаться. Но так и не смогла, вот и спряталась у Мак.

– И ты обо всём знала? – гневно вскрикивает Корали, оборачиваясь к Мак.

– Да, детка, знала, – отвечает Мак, тоже повышая голос, чтобы перекрыть грохот. – Твоя мама была моей любимой ученицей. Такой потенциал, просто искра божья… Она появилась здесь в первый же вечер, и я велела ей оставаться со мной, пока со всем не разберётся. Прости, что не сказала, когда ты притащила эти свои украшения, но не моё это было дело – объяснять, что происходит. Во всяком случае, пока твоя мама не была готова.

Что-то тяжёлое грохочет по наружной стене, и мы, вздрогнув, пару минут с напряжёнными лицами прислушиваемся, как завывает на все лады ветер, закладывая крутые виражи вокруг здания. Один из волчат вскидывает голову, насторожённо приподнимает уши.

Мне остаётся только гадать, скучает ли он по маме так, как все эти годы Корали скучала по своей, знает ли он, что мама никогда к ним не вернётся, как не вернётся ко мне Кейси.

– Теперь твой черёд, – кричит Мак сквозь свист ветра. – Какого чёрта ты оказалась на улице в такой ураган? И что в моём доме делает это зверьё?

Корали пытается откашляться, но новый, ещё более сильный приступ сотрясает её тело.

– Это было в новостях, – вмешиваюсь я. – Передавали, что из заповедника сбежала рыжая волчица. Её тело нашли за «Рыбным домом», но про волчат ничего не было известно. А Корали догадалась, где они, и бросилась их спасать.

Обгрызенные кости, разодранные упаковки, фольга… Должно быть, мать-волчица унюхала мусорный контейнер «Рыбного дома» и притащила остатки еды в бухту. Кто же мог знать, что в них крысиный яд? И ямы на пляже вырыл вовсе не охотник за сокровищами – волчица просто пыталась устроить в песке логово.

Как там было в докладе у Сюзанны? «Рыжие волки предпочитают устраивать логово у воды или в тёмных, укромных местах…»

Ну да, вроде туннеля ливневой канализации.

– Это правда? – переспрашивает Мак.

– Да, – отвечает Корали, отчаянно пытаясь говорить погромче. – Я же не могла оставить их там без матери. – Краем глаза я замечаю, что Нима вздрагивает. – Кто-то ведь должен был им помочь, а я знала, что кроме меня некому.

– А ты пришёл спасать саму Корали? – оборачивается ко мне Мак.

Я киваю и кричу Ниме:

– Но откуда вы знали, что мы там будем?

Ветер и дождь уже неразличимы. Они, как волны, мерно накатывают на стены магазинчика.

– Я как раз закрывала ставни. И успела заметить, как в рощу ныряет детская фигура. А я знаю, что именно здесь вы обычно и играете, – вопит в ответ Нима и тотчас же в ужасе подскакивает. Снаружи раздаётся оглушительный грохот. Корали хватает меня за руку и старается глубже вжаться в диван. Даже Мак беспокойно морщит лоб, но плотно сжатые губы говорят, что всё под контролем.

Становится слишком шумно, чтобы говорить. И даже чтобы думать.

Может, это и к лучшему.

Крепко держа Корали за руку, я не спускаю глаз с крохотных копошащихся волчат, едва не унесённых морем.

И мы все вместе ждём, пока пройдёт ураган.

В следующий час, может два, никто не произносит ни слова. Мы с Корали жмёмся друг к другу на диване; Нима, так больше и не встав с кресла, по большей части смотрит на Корали; Мак расхаживает по комнате. Зора и Зельда, прятавшиеся под столом, давно улизнули по тёмной лестнице наверх, в квартиру Мак. Волчата то спят, то ползают по ящику, тыкаясь в стены.

В какой-то момент из-под двери, ведущей в магазин, начинает сочиться вода, и я вижу, как Мак беззвучно ругается. Нам ничего не остаётся, кроме как забраться с ногами на диван, а ящик с волчатами переставить на стол.

А потом словно гигантская рука вдруг закрывает небесный кран. Дождь разом прекращается, ветер утихает, и теперь только глухой звон в ушах напоминает о грохотавшем урагане.

Мак подходит к окну, прижимается к стеклу.

– Уходит, – вздыхает она с облегчением.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю я. – Может, это только затишье.

– Затишье бывает в самом центре бури. А центр этой – в океане. Повезло нам.

– Повезло? – Мне трудно представить, что бывают ураганы и похуже.

– Повременим ещё чуток, чтобы удостовериться, – говорит Мак, – а там выясним, как доставить вас двоих домой.

– Слышишь? – говорю я Корали, которая прижалась к моему плечу. – Ураган почти закончился. Скоро всё будет в порядке.

– Пить хочу, – хрипит она в ответ. – Можно мне воды?

Мои губы тоже пересохли, потрескались солёной коркой. Но, увидев, что я встаю, Нима машет рукой: сиди, мол.

– Я сама схожу, – говорит она. – Мак наверху ванну набрала.

Она поднимается и шлёпает в сторону лестницы. Мак бредёт следом, ворча что-то по поводу оценки ущерба.

– Прости, Корали, – говорю я, когда мы остаёмся одни. – Прости, что не стал слушать, когда ты звонила.