старости ума не набралась. Одну жизнь пробухала, и со второй, я боюсь, поступит так же. Здоровье после ихора угробить сложнее, но она постарается, поверь. Или убьётся спьяну, или кто-нибудь её, пьяную, грохнет, или ещё как-нибудь спустит в сортир самую ценную субстанцию Мультиверсума.

— Так, может…

— Не, я ей обещала. Ты мог выжрать сам, но раз отказался, то она следующая. Да, она, скорее всего, всё просрёт, но не мне решать. Значит, судьба такая.

— Как скажешь, — не стал я спорить, — тогда погнали?

— Погнали!

И мы погнали.

* * *

Костлявую далековато унесло, и Аннушка, ругаясь, гнала часов пятнадцать кряду. Не догнала, умаялась. Встали на берегу какого-то моря, полюбовались роскошным багровым закатом, искупались, поели, выпили виски, снова искупались, завалились голыми на покрывало и неплохо провели время.

К ночи захолодало, с воды потянуло зябкой сыростью, и мы лежим вдвоём в одном спальнике. Аннушка велела больше не приставать, потому что ей надо выспаться, и я, чтобы как-то отвлечься от того, что её грудь касается моей, а моя рука лежит у неё на бедре, спрашиваю:

— Послушай, а что такое вообще этот ихор? Откуда взялся?

— Хочешь узнать, от чего отказался?

— Просто интересно.

— Я не особо много знаю, — призналась она. — Изначально его находили целыми упаковками в оплотах Ушедших. Для чего они его использовали, толком неизвестно, я слышала, что чуть ли не как топливо для каких-то своих странных штук. А добывали его, типа, из людей. Не спрашивай, как, я не в курсе. И никто не в курсе, к счастью, иначе я бы за Человечество гроша ломанного не дала, сожрали бы друг друга к чертям.

— Звучит жутковато.

— Ну, так. Ушедшие вообще, по рассказам, какие-то инфернальные падлы, у них дофига завязано на кровь было.

— Типа вампиров?

— Да, что-то есть такое. Олег… Помнишь Олега?

— Дед из Библиотеки?

— Ага, он. Олег считает, что байки про вампиров, которые есть почти в любом срезе, — это давние отголоски памяти об Ушедших, для которых люди были не то сырьё, не то еда, не то всё вместе сразу. Вроде бы как Основатели их за это и выкинули из метрики Фрактала, сделав Ушедшими, сами-то они никуда уходить не собирались. И, как рассказывают новичкам в ночных страшилках общежития Школы Корректоров, только и мечтают, как бы вернуться. «И вот однажды один глупый молодой корректор свернул на перекрёстке Дороги не туда…»

— Ага, народный фольклор, понимаю.

— Ну, не на пустом месте же он взялся. Ушедшие умели много странного, очень свободно обращаясь с энергией и материей. Вроде бы ихор — это как бы сжиженное время. Но не простое время, а человеческое.

— Это как?

— Я слышала от Мелеха, что человек не то имеет время в качестве ресурса, не то частично из него состоит, не то его каким-то образом производит, не то извлекает из Мироздания. Или всё вместе. Является этаким биологическим мораториумом, что ли… И это время можно у него отнять, купить, выжать, сцедить…

— Ничего себе.

— Те, кто изучает наследие Ушедших, говорят, что даже у лысых волосы дыбом встают от их методов. На жопе, наверное. А у тебя что встало? Серьёзно? Опять? Ну ладно, иди сюда. Но потом сразу спать!

Глава 14

Бесконечный поезд

Костлявую нагнали в совершенно пустом и дико жарком, как песочная жаровня для варки кофе, мире. Ничего, кроме почти занесённого песком шоссе, не просматривается до горизонта, и я удивился, что они выбрали для привала такое неприглядное место.

— Совсем жопа настала, — объяснила мрачно Костлявая. — Как будто везём за собой пиздец на верёвочке, и, стоит притормозить, он нас догоняет. Только вот в таких мёртвых местах можем передохнуть, и то недолго. Вот увидишь, к утру начнётся.

— Что начнётся?

— Без понятия. Что-нибудь. Поскольку потоп тут маловероятен… — женщина обвела рукой окружающую нас пустыню, — то я бы поставила на песчаную бурю. Но землетрясение или нашествие стальной саранчи тоже со счетов бы не сбрасывала.

— Стальной саранчи?

— Не спрашивай, — вздохнула она. — Стёкла на половине машин теперь битые. Мы на пределе, Лёха. Больше половины тачек не на ходу, тралы тащим на сцепках, скорость никакая. Люди вымотались, Лоля наша… да сам видишь.

Мимо нас брела привидением худая замученная девчонка, от которой остались одни глаза. Пустые, расфокусированные, глядящие в никуда глаза. А ведь в прошлый раз она выглядела скорее полненькой.

— Костлявая… — она остановилась рядом с нами.

— Нет, Лоля, — строго ответила женщина, — передохни от штырева. Всё понимаю, ломает, но потерпи.

Девочка молча побрела дальше и улеглась прямо на землю в тени трака.

— Она просто сгорает на глазах, — пожаловалась Костлявая. — Если бы не Донка, уже сдохла бы, наверное.

— Как наша старушенция? — я покосился туда, где Аннушка беседует с пожилой глойти. Та не особо изменилась.

— Бабуся — кремень. Трёхжильная. Я думала, мы её зигзаге на третьем прикопаем, но она везёт и везёт. Лоля уж чуть жива, а этой хоть бы что. Стакан спиртяги втащит, проспится и снова в кабину.

— Опыт — страшная сила, — кивнул я.

— Но, если честно, мы до последнего предела дошли. Что люди, что техника — всё ломается. Технику хоть починить можно… Ни сна, ни отдыха, водители сменяются непрерывно, жратвы почти не осталось, топливо на донышке цистерны. Всё это можно найти только там, где коллапс был недавно, но в таких срезах он нас нагоняет самое большее через два часа. Похватаем, что на глаза попалось, и драпать. В таких, как этот, можем иногда до суток передохнуть, но тут ни черта нет, даже воды, сам видишь. Надеюсь, твоя подруга что-то придумала, потому что иначе нам конец.

— Даже не сомневайся, — успокоил её я. — Ещё как придумала.

— Последнее усилие, — сказала Аннушка, подойдя к нам. — Понимаю, вы все устали, но надо. Дорога дальняя и сложная, пойдём без остановок, зато там будет безопасно, обещаю.

— Выбора у нас нет, — пожала плечами Костлявая, — придётся тебе поверить. Учти, топлива у нас совсем мало…

— Сотни на четыре километров хватит?

— Сильно сомневаюсь.

— Хреново… Ладно, сделаем крюк в одно место. Если не тормозить, то должны успеть смыться. Вам же солярка пойдёт?

— Нам всё, что горит, пойдёт. Генератор мультитопливный, остальное электрическое и заряжается от него.

— Отлично. Так, солдат, я с Донкой поеду, иначе никак. Из меня глойти хреновая, да ты сам видел. Так что