служил в Босоногой гвардии, его с малолетства обучали драться шестами и длинными острыми кольями, обучал собственный отец. Но если Малк не захочет, чтобы силы казались слишком неравными – а для зрителей дуэль остается представлением, и от его зрелищности зависит твоя слава, – он просто покажет всем, что у него теперь новая жизнь моряка, и выберет саблю. Оружие, в которое он сможет вложить всю силу своих мускулов и расправиться со мной. Ему нужно было снова раззадорить меня, чтобы я сам бросил вызов или кинулся на него. Нужно было нащупать мое больное место.

– Что бы сказал твой отец, увидев, до чего ты опустился? Если, конечно, он был твоим отцом, потому что я всегда считал его достойным человеком.

– Он и был достойным человеком, но ты намекаешь на то, что моя мать такой не была. Хочешь знать, что сказал бы отец? Он сказал бы: «Какие бы ошибки ты ни совершил, сынок, не позволяй никому называть тебя трусом». А еще он сказал бы: «Какой бы скудный ужин ты ни поставил на стол, не оставляй без ответа никого, кто станет порочить твою семью». Ты сделал и то, и другое, Малк На Браннайк, и ответишь за это собственной кровью.

Боец из меня был не такой плохой, как считал Малк, но я все-таки сомневался, что одолею его на саблях, – это оружие для сильных рук и высоких людей, то есть никак не для меня. А если он выберет копье, проще сразу проткнуть себя и избавить всех от хлопот.

Но…

Я скосил глаза на Гальву, вдруг изменившуюся в лице.

Уголки ее рта опустились, брови подпрыгнули высоко вверх. Одобрительное выражение, которое я видел уже много раз. Она даже едва заметно кивнула, высоко оценив меня скорее не как бойца, а как мужчину.

– Ты бросаешь мне вызов? – спросил Малк.

Я уже хотел сказать «да», но спантийка опередила меня:

– Я бросаю тебе вызов, Маллук На Браник. Мы будем биться насмерть тем оружием, которое ты выберешь.

Я чуть было не взорвался от хохота, но не мог себе этого позволить. Все решили бы, будто я радуюсь спасению своей шкуры, а на самом деле меня позабавило то, что спантийцы не могут правильно произносить гальтские имена. Итак, «Маллук На Браник» очень смутился таким поворотом дела. Он не мог вызвать меня, не ответив на вызов Гальвы. Зато мог попросить объяснений.

– Что ты имеешь против меня?

– Я горжусь, что оказалась на одном корабле с человеком, тоже сражавшимся на юге, – сказала спантийка. – И мне нравится играть с ним в карты. Но у меня с напарником есть важное дело, более важное, чем мое расположение к тебе. Я бы не вступилась за него, если бы он был трусом, как я уже начинала подозревать. Но он решился биться насмерть с человеком гораздо сильнее его, и это меня убедило.

– Этот мелкий ушлепок знал, что ты за него заступишься.

– Нет, не знал, но все-таки поступил правильно. За оскорбление семьи нужно отвечать кровью, а ты, к сожалению, это сделал. Но даже если бы я не была знакома с этим парнем, ты все равно ответил бы мне за то, что оскорбил Костлявую. Ведь она – моя прекрасная и безмятежная госпожа.

28

Опыт работы с ядами

Они сошлись на копье Малка против яйцереза спантийки – твое оружие может быть короче, чем то, которое выбрал вызывающий, но никак не длиннее. И у меня не было уверенности в том, кто победит. Солдат Босоногой гвардии мог орудовать копьем с неуловимой быстротой: ударить торцом, хлестнуть по ногам, уколоть в печень. Малк был крупней спантийки и сильней тоже. Но устоять против птичьей воительницы, чуть ли не с колыбели изучавшей калар-байат? Дуэль не могла состояться прежде восхода солнца – так предписывал устав, и у противников оставалось достаточно времени, чтобы осознать всю глубину собственной глупости. Я был уверен, что никто из нас не уснет этой ночью, за исключением, может быть, Гальвы.

И я оказался прав.

Самые дружелюбные из матросов подходили к Гальве, пьющей вино на палубе и смотрящей на луну. Кто-то желал ей удачи. Кто-то признавался в своей неприязни к Малку. Спантиец в барсучьей шкуре даже спел вместе с Гальвой гимн Далгате, Костлявой госпоже смерти. Потом они выпили за здоровье инфанты Мирейи. И, оглядываясь назад, я понимаю, что именно этот подлый сучонок и отравил ее. Спантийка вскоре спустилась к нам с Норригаль, придерживая голову руками.

– Голова болит? – спросил я.

Она передернула плечами, что на ее языке означало: «Да, очень болит». Мне нужно было приглядеть за ней, не только ради нее самой, но еще и потому, что от нее зависела моя жизнь и, возможно, жизнь Норригаль тоже.

Я мгновенно понял, что случилось, но определить, чем ее отравили и как ей помочь, – это совсем другое дело. У Норригаль не было недостатка в зельях и травах, но ей не хватало опыта работы с ядами. Я усадил Гальву на пол, сам сел с одной стороны, Норригаль – с другой, вмиг открыв свой сундучок с зельями, чтобы выяснить, что из ее припасов может помочь спантийке.

Обормот устроился у них обеих за спиной, чтобы только я мог его видеть, и с деланым безразличием принялся облизывать лапу. По просьбе Норригаль Гальва объяснила, что у нее раскалывается голова и она чувствует странную вялость. А я спросил, кто стоял рядом с ней. Яд попал в нее недавно, – видимо, он не был сильнодействующим, и это играло нам на руку.

– Как ты думаешь, может, ей лучше проблеваться? – спросил я Норригаль.

– Да откуда же мне знать? – ответила она.

Кот за ее спиной кивнул.

– Давай попробуем, – решил я.

Норригаль дала Гальве пожевать отвратительно пахнущей травы, и спантийку вырвало в ведро, оставшееся у нас после страданий от морской болезни в первые дни плавания. Кислый винный запах заполнил тесную каморку, а потом Гальва уронила голову и трупом обмякла на руках у Норригаль.

– Вот срань, она умирает, – сказал я. – Она умирает, да?

– Не знаю, – пробормотала Норригаль, с круглыми от страха глазами роясь в своем сундучке.

Кот покачал головой, словно говоря: «Нет, она не умирает».

Возможно, нам удалось прочистить ее желудок.

– Что же тогда?

Кот зевнул, сложил передние лапы вместе и опустил на них голову.

– Думаю, она уснула, – объяснил я. – Интересно, надолго?

– Наверное, пока ты не умрешь. И это неплохая идея.

Кот почесал шею задней лапой.

Я оторопело уставился на него.

Норригаль обернулась, чтобы понять, куда это я смотрю, и