разных континентах. Помимо прочего, доминиканцы участвовали в папской миссии по борьбе с ересью, получив прозвище «псы Господни» (буквально — от Domini canes) за безжалостное преследование инакомыслящих.

Итак, учитывая, что костры инквизиции горели по всей Европе, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что в 1239 году Григорий IX обратился к правителям всего христианского мира с просьбой исследовать одну книгу на предмет возможной ереси — из опасения, что она отклоняется от библейской истины. Большинство проигнорировало просьбу папы, но молодой король Франции Людовик IX откликнулся с энтузиазмом и назначил трибунал. Председательствовала королева-мать.

Таким образом, в 1240 году молодой король отозвался на призыв папы Григория серьезно и буквально исследовать эту книгу — Талмуд. Обвинение вынесли ректор Парижского университета, епископ Парижа, архиепископ Сенс и несколько монахов. Ответчиками по этому делу стали не предполагаемые христианские еретики, а раввины из Парижа, которым предъявили обвинение в том, что евреи, опиравшиеся на Талмуд, были еретиками в иудаизме, а этот сборник комментариев к закону и традиции был отклонением от еврейской Библии.

Исход дискуссии, конечно же, был предрешен — евреям Парижа никогда бы не позволили одержать верх. Хотя их статус в Европе теоретически был защищен, интеллектуальное противостояние с христианами могло быстро перерасти в открытый конфликт. Наш знакомый Августин давным-давно утверждал, что подчиненный статус евреев «доказал» истинность христианства; история продемонстрировала это разрушением израильского Храма и возникновением христианства, в соответствии с Божьим планом «наказать» евреев за отказ принять Иисуса. Средневековые христиане считали, что евреям следует напоминать об их подчиненном положении, часто с помощью насилия: притеснений, сегрегации, а иногда и убийств. Поэтому исход судебного процесса, который инициировал папа, поддержал король Франции и проводили христианские церковники, не вызывал никаких сомнений.

Большинство присяжных-христиан согласились с тем, что Талмуд — это богохульство и его следует запретить, а копии сжечь. Итак, в июне 1241 года сотни, если не тысячи рукописей доставили на Гревскую площадь, сложили в кучу и подожгли. Костер, возможно, был таким высоким, что отражался от витражей собора Парижской Богоматери на другом берегу реки. Рабби Меир из Ротенберга, бывший свидетелем сожжения книги в 1241 году, позже в XIII веке будет сетовать, что «Моисей разбил скрижали, а затем другой повторил свою глупость / Сжег закон в огне… / Я был свидетелем того, как они ограбили вас / И в центре городской площади… сожгли свои трофеи на костре до самых небес». Рабби Меир в отчаянии писал, что огонь, который взмывал так высоко и горел так ярко в Городе Огней, парадоксальным образом «оставил меня и вас во тьме».

Париж не всегда был центром королевской власти, он фактически стал таковым незадолго до описываемых событий. Многие правители средневековой Европы называли себя королями, но сам по себе титул не давал никакой власти. Все зависело от того, в какой степени они могут командовать солдатами, пользоваться стабильными источниками дохода и вершить правосудие. Короли путешествовали, чтобы выслушивать петиции и демонстрировать свое присутствие, тем самым подтверждая, что у них есть власть. Например, когда империя Каролингов раскололась, король Западной Франции (Карл Лысый, а затем его преемники) постоянно перемещался, и центрами его власти были дворцы, как в Компьене, епископства, как в Санлисе, и монастыри, такие как Сен-Дени. Капетинги, следующая династия, пришедшая к власти при Роберте II Благочестивом (996–1031), сосредоточились на регионе вокруг Луары, ближе к Орлеану и аббатству Флёри. Только во времена его внука Филиппа I (1060–1108), ближе к 1100 году, король направил внимание на Иль-де-Франс и Париж.

Филипп восстановил отношения монархии с аббатством Сен-Дени к северу от города, отчасти чтобы контролировать угрозу со стороны таких влиятельных феодалов, как герцоги Нормандии и графы Фландрии. Кроме того, он попросил монахов позаботиться об образовании своего сына (будущего Людовика VI, 1108–1137), тем самым обеспечив авторитет монастыря. Тогда и сблизились юный Людовик и его ровесник-монах, сохранившие дружбу на всю оставшуюся жизнь. Сугерий, который стал аббатом Сен-Дени около 1122 года и долго был бельмом на глазу Алиеноры Аквитанской, проводил массу времени при королевском и папском дворах. Он служил регентом при Людовике VI и существенно изменил ландшафт не только монастыря Сен-Дени, но и Парижа. Главная идея Сугерия заключалась в том, что через изменение пространства, через величие и свет можно возвысить короля — не конкретного короля, но саму идею христианской королевской власти и отношений короны и церкви. Так уж вышло, что при этом возвысился и его собственный монастырь.

Позже Сугерий писал, что аббатство досталось ему, настоятелю, в плачевном состоянии. Именно поэтому он незамедлительно приступил к перестройке. Заявление о необходимости «преобразований» было уловкой (когда лидеру нужна легитимность, требуется проблема, которую предположительно только он может решить). Как бы то ни было, перестроенная — и в корне переосмысленная — церковь аббатства Сен-Дени была завершена в начале 1140-х годов. Она устремилась к небесам. Эта постройка долгое время считалась колыбелью готики. Появился новый стиль — без тяжелых толстых стен, которые поддерживали конструкцию, но часто оставляли мало места для окон и, следовательно, света.

Церковь Сугерия светилась. Так и было задумано. Он планировал создать священное пространство, которое переносило бы зрителя с земли на небеса и свидетельствовало бы о том, что король есть представитель Бога на земле. Средневековые монархи возвышали себя по-разному: с помощью войн, налогов и судебного контроля. Но, чтобы закрепиться, нужна была история. И вот тут-то и появлялись такие религиозные деятели, как Сугерий, и искусство, в которое вкладывали большие деньги. Так, Сугерий заказал витражи с изображением истории франкских королей и завоевания Иерусалима в 1099 году. Он не жалел средств на строительство церкви, тщательно отслеживая вес требуемого золота и драгоценных камней. Бернард Клервоский или Франциск Ассизский, возможно, сочли бы такую демонстрацию богатства непристойной, но Сугерий вовсе не был лицемером, который проповедовал бедность, живя в роскоши. Скорее, этот вдумчивый священнослужитель воспринимал сияние и блики золотого света ближайшим подобием рая на земле — тем, что возносит человека с земли на небеса.

Сторонники идеи Темных веков считали парящие арки, мерцающий металл и светящиеся витражи признаками упадка. Термин «готика» придумал в XVI веке итальянец Джорджо Вазари как негативную характеристику средневекового искусства. Он осуждал его как варварское — ведь именно варвары разграбили Рим. Позже грандиозные, роскошно украшенные церкви стали восприниматься как символ эксплуатации бедных богатыми. Но давайте отбросим современные предубеждения и взглянем на средневековое искусство как оно есть, во всем его величии. Прекрасным примером служат труды Сугерия и произведения искусства, созданные по его заказу.

Например, на бронзовых дверях церкви Сугерий