— Отдохнули? — с улыбкой спросил Назар и зашелся сиплым смехом, когда вместо ответа от нас послышался довольный вздох. — Хорошо. Хорошо. Славно. Ну, рассказывайте тогда. Какой разговор вас ко мне привёл?

Дашка принялась рассказывать о том, что мы видели в деревнях, что узнали от Добромира. Мы с Тимофеем дополняли и поправляли её. Лицо Назара мрачнело с каждой минутой. Четверо местных мужчин, сидевших все это время молча рядом с нами, поджимали губы с явным сочувствием. Когда рассказ дошёл до Осиновки, мужчина сокрушëнно покачал головой, провёл рукой по шее и грустно произнес:

— А мы живем и знать не знаем, что у соседей творится. И неурожай... И голод...

— И болезни, — добавила рыжая. — Только не так все просто. Видели жители стаю чёрных волков, что пшеницу портила и колдовство творила. И Добромир о ней же сказал... Потому и голодают люди.

— Не дело... Помочь надо соседям, — усатый встал, выпрямился и подошел к окну. — Эй, Кузьма! Кузьмааа! А-ну собери ребят, да по деревням проедьте. Соседи от голода мрут, а мы ни сном, ни духом.

Он вернулся к нам, угрюмо сел за стол и замолчал.

— Вы им поможете? Накормите?

— Ясное дело! — вскинул голову мужчина. — Как мимо пройти, когда родная Долина погибает. Поможем, чем сможем. Да только что же дальше делать...

Назар задумался. Глаза его нервно забегали, а кулаки сжались.

— Свергнуть надо убийцу! — зашипела Дарëна.

— Надо. А как?

— Да не знаем мы, как, — вклинился в разговор молчавший до этого Себастьян. — Но только вчетвером мы мало что можем.

— Вчетвером да... Вчетвером это да... — Назар задумчиво почесал подбородок и уперся в красноречивый взгляд охотника. Вздохнул. — Людей хотите?

Никита кивнул, а с ним и мы с Дашкой.

— Непросто уговорить будет. Как прознают про колдуна, испугаются.

— Так что предлагаешь? Ждать, пока и к вам чёрная стая прибежит? Тогда что делать будете?

Испуг в глазах усатого читался невооруженным взглядом. Прямо сейчас налицо была внутренняя борьба. И мы четверо, как никто понимали его чувства.

— Подумайте, — присоединилась я к уговорам. — Сейчас вас стороной обошли. Но надолго ли? И до вас доберутся. Только спасение искать будет уже негде. Там не проще ли предупредить угрозу? Пока еще есть силы и ресурсы.

Мужчина молча подумал, оглядел тревожные лица сидевших за столом земляков, затем уныло кивнул.

— Завтра соберу совет. Расскажу всё, как есть. Вы тоже там будьте. Коли столько видели, скажете, что узнали. Глядишь, кто и согласится с вами пойти. Но насильно никого отправлять не стану, не обессудьте. Здесь ведь крестьяне простые, не воины.

— Мы понимаем, — снова кивнул ему охотник. — Но и помощи искать негде. До Сизой горы в обход неделя ходу. А что Градияр за это время с ней сделает, неизвестно.

— Страшно... Страшно это всё. И правы вы, надо свергнуть изверга. Уж не знаю, как остальные, а я с вами к нему пойду. Чтобы не смел людей честных трогать. Пусть знает.

Участие усача подкупало и радовало одновременно. Он с таким азартом выслушивал все, что нам известно, задавал правильные вопросы и даже предлагал свои пути решения, что надежда, теплившаяся внутри со вчерашнего вечера, множилась с каждой секундой.

— Разберемся! — важно сдвинув брови, говорил Назар. — Старик, говорите? Да я его сам как обухом по лбу огрею и нет старика. А Добромир, стало быть жив?

— Жив, — ответили мы с Дарëной хором. — У Зелёных холмов живёт.

— Я уж думал, помер давно. Не слыхать про него было.

— И я тоже так думал, — сказал охотник и тут же снова замолчал.

— Ладно. Пора на боковую, — поднялся Назар и, не заметив его, Алëшка споткнулся и уронил на пол глиняный горшок. Мужчина тут же отвесил мальчику смачную оплеуху и прорычал. — Смотреть надо, куда идешь, остолоп! Постелено в сарае?

Паренек испуганно кивнул и принялся собирать с пола осколки.

— Сирота, — пояснил для нас усатый. — Мать при родах померла, а потом и отец. Вот, забочусь. А благодарности... Всю посуду перебил. Что ни дай — испортит.

Мальчишку стало жалко. Вдвойне. Остаться без родителей, да еще и при таком воспитании, врагу не пожелаешь. Но, видимо, для здешнего мира это было в порядке вещей.

— Идем, провожу вас. На сеновале заночуете. Там и не жарко, и места побольше.

Назар прошёл вперёд, открыл дверь и махнул нам рукой, приглашая последовать за ним. Мы послушно вылезли из-за стола. Недосып, долгая дорога, баня и плотный ужин — все это так вымотало, что веки закрывались сами собой. В предвкушении скорого отдыха, я волоклась за группой, представляя, как рухну на мягкое сено и тут же усну дня на два.

Дверь сарая скрипнула. Тяжелая, крепкая дверь. По одному мы вошли в помещение нашей сегодняшней спальни.

— Располагайтесь, — напоследок улыбнулся Назар. — А утром потолкуем, что с вами делать.

Он как-то резко закрыл дверь в сарай, и снаружи послышашись странные звуки. Как будто что-то шкрябало по дереву. Охотник и Тимофей переменились в лице и навалились на дверь, чтобы открыть. Но было поздно.

— Заперли? — округлив глаза спросила Дарëна. — Нас здесь заперли?

Рыжая принялась барабанить в дверь, но снаружи послышался гадкий смех усача.

— Стучите, стучите. Не долго вам осталось. Вот Градияр обрадуется, когда узнаёт, кого мы поймали. Вояки...

И деревянный засов со скрипом опустился в проушины по обе стороны от двери.

Сердце тарабанило в груди почище рыжей. Она стучала в дверь, сбивая кулаки. Не особо веря в успех, я тоже принялась колотить и, кажется, что-то кричала. Душа опустилась в пятки. Ловушка! Западня! Мы, как четыре клинических идиота, весь день выкладывали суровую правду людям, которые, скорее всего, знали её лучше нас.

— Разойдись, — прохрипел Тимофей и, едва мы с Дарëной отпрыгнули, впечатался плечом в тяжелую дверь.

Вдвоём с охотником они наваливались снова и снова на крепкое препятствие, но очень скоро нам всем стало понятно, что ничего это не даст. Слишком хорошо главарь со своей бандой подготовились. Учли габариты Тимофея и выбрали в качестве камеры самое нерушимое здание во всей Долине Тихой реки.

— Черт, — вырвалось из моего рта. — Надо другой выход искать...

Команда, как один, синхронно начала остатриваться. Кроме сена в сарае не было абсолютно ничего. На нас, не считая той простой одежды, которую выдал усатый, и дорожных сапог, тоже ничего не было. Разве что мой рюкзак, содержимое которого едва ли нам помогло бы. В нём осталось только мое сиреневое платье. Карту и ту вытащили. Только Себастьян прихватил свой свитер.