двумя годами моложе поэта, становится заметно старше его, и это не на пользу изображению их отношений. Позитивный итог переделки несомненен, но и без накладок она не обходится.

Менее результативно пытаются определить возраст Татьяны. В тексте романа изображение Татьяны сопровождается только указанием общего характера: героиня молода. Современные СМИ идут на хитрость. Они активно излагают версию, где Таня возрастом еще совсем девочка. Версия совершенно натянутая, СМИ на ней не настаивают, но охотно излагают и тем самым пропагандируют (чего доброго, и сторонников находят).

Порезвившись на экзотической версии, склоняются к версии единственной: тут опора на авторский источник. Это письмо поэта Вяземскому 29 ноября 1824 года, где Пушкин пробует защитить письмо Татьяны, в котором его друг находит места, где смысл «не совсем точен»: «тем более истины в письме; письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной» (Х, 88). Итак, поэт сам определил возраст Татьяны: 17 лет. Но Татьяна — старшая сестра. Каков же тогда возраст Ольги? 16? 15? А Ольга показана в канун свадьбы…

Видимо, указание письма, несмотря на его конкретность, разумнее понимать в обобщенном значении: просто молодо-зелено. У попытки точного определения возраста сестер нет значительного эффекта, а накладка налицо. Вполне достаточно воспринимать их молодыми.

Когда и как расчислял поэт время по календарю?

Первое полное издание романа (1833) включило восемь глав, примечания, «Отрывки из путешествия Онегина». Довольно странно выглядит 17-е примечание. Оно содержит сетование поэта на то, что «в прежнем издании, вместо домой летят, было ошибкою напечатано зимой летят (что не имело никакого смысла)». Да уж, мудрено было предположить, что друзья-соседи, приехав к Лариным на колесах, возвращались тем же вечером в санях. Пушкин иногда сердился на опечатки, иногда обреченно терпел их как неизбежность. Но выпадом против опечатки (или описки) пушкинское замечание воспринимать нельзя (оно превращалось бы в минус-прием; опечатки исправляют — и дело с концом; пушкинское примечание — роману-то жить да жить — увековечило одну из них вместо того, чтобы всего лишь оставить ее в ныне раритетном издании). Поэт прямо адресует свою поправку критикам, которые явную нелепость приняли за истину, обвинив автора в анахронизме. Примитивный уровень критики отмечен и еще в некоторых примечаниях и других пушкинских репликах.

Однако и выпадом против прямолинейных критиков 17-е примечание не ограничивается, а завершается утверждением принципиальным и емким: «Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю». Это уже демонстративное признание времени «Евгения Онегина» открытым: виртуальное повествование заявляет о своей ориентации на время реальное.

Но не слишком ли расширительно такое толкование? Не проще ли оно и скромнее? Будем вглядываться в детали — увидим, что Пушкин (по мере продвижения романа) строже относится к стыковке крупных единиц времени (годов), чем мелких (единиц суточного цикла).

Сентенция 17-го примечания уже почти двести лет остается предметом осмысления пушкиноведов. Но ни разу не возникал сопутствующий вопрос: если в романе время расчислено по календарю, то когда это сделано? Возможные варианты ответа: а) изначально, при обдумывании плана задуманного произведения; б) в процессе работы; в) по завершению работы, при составлении примечаний. Первый и третий варианты ответа уместно отклонить. Первый — потому что Пушкин отправился в долгий путь без предварительно обдуманного плана: роман сам создавал (меняющуюся!) интригу, которую интересно было разрабатывать. Третий отпадает сам собой: когда роман закончен, его хронологию уже поздновато расчислять (тем более, что роман отдельными главами уже печатался), это возможно лишь зафиксировать, что и сделано в 17-м примечании.

Остается второй вариант ответа — в процессе работы; ответ четкий, но требующий уточнений, поскольку работа растянулась на многие годы, значительно больше, чем по пушкинскому подсчету, тоже не маленькому (7 лет, 4 месяца, 17 дней). Предпосылки привязки сюжета к историческому времени — заметная с самого начала роль исторического фона и включение в число действующих лиц поэта, человека с известной читателям «датированной» биографией.

Первая помета «расчета» броская: опорное событие первой главы помечено концом 1819 года в предисловии к ее изданию (вышла в свет в феврале 1825 года). При всех переменах и уточнениях эта веха оставлена незыблемой.

И все-таки на наш вопрос, когда в романе время расчислено по календарю, ответ вначале получается растянутым: май 1823 — октябрь 1824 года. Это время работы над первой главой. Пушкин датирует работу только над черновой рукописью; беловая рукопись не датируется. Мне не известно, когда написано предисловие к публикации главы. Потому и дата расчисления растянутая.

Итак, счастливый (успешный, удачный) отрезок светской жизни Онегина по первому замыслу укладывается в один год, именно 1819-й. В конце года мы видим героя уже усталым, в канун (или в начале) его кризиса.

Тут надо учитывать ряд обстоятельств. На ту пору Пушкин не воспринимает эти годы какими-то исключительными — годы как годы. Как водится, они «в полосочку», т. е. с чередованием светлых и темных полос. Для поэта они овеяны ностальгическими воспоминаниями о начале собственной самостоятельной жизни («уносились мы мечтой / К началу жизни молодой»). Они омрачены разрывом со светской чернью («Я вас бежал…»). Перемены зрели. Пушкиноведение упорно не хочет видеть, что поэт начинал роман совсем с другим героем, чем продолжит и закончит. Онегин в первой главе молод, на два года моложе поэта. Пушкин лишь слегка для себя и героя разводит вступление в самостоятельную жизнь.

Обозначив в предисловии к главе пересечение сюжетного и исторического времени, Пушкин этим пока что и удовлетворен. Он не стремится теснее синхронизировать время сюжетное, частное с временем историческим, общим. В первой главе это, быть может, особенно заметно. Светские похождения Онегина занимают всего лишь год, а приключений много, они разные, ясно, что им тесно. А на дружбу автора и героя отведено вообще только полгода, причем описываются их частые прогулки по набережной Невы в белые ночи, которых ссыльный Пушкин в 1820 году уже не увидел.

В творческой истории «Евгения Онегина» исключительное значение обретает осень 1824 года и весь 1825 год. Номер один творческих забот Пушкина в это время трагедия «Борис Годунов». Роман в стихах пишется урывками долго, до осени (о знаменитом чтении «Годунова» самому себе Пушкин пишет Вяземскому в начале ноября; освободились руки для завершения четвертой главы). А принципиальное решение уже принято. Внесена поправка: Онегин тратит на светскую жизнь не год, а восемь лет. До этого художественное время романа, пожалуй, рановато именовать расчисленным; точнее назвать его датированным. Зато теперь оно расчисляется в буквальном смысле. На размытом фоне отчетливее становятся внятные (расчисленные для героя и подтверждаемые для автора) отсылки: философ «в осьмнадцать лет», «на самом утре наших дней», «вот как