Он выпивает с каждым по три рюмки знаменитого вина «Черная жемчужина» (его производят у нас в Цзюго, и оно славится тем, что нормализует пищеварение). Натура у этого вина взрывная, работает что твоя мясорубка, и после него в животах громко забурчало.

— Не бойтесь того, что у вас в животах творится, с нами тут доктор виноделия. — Юй Ичи кивает на меня. — Ешьте, ешьте, давайте, действуйте, отведайте «Дракона и феникса, являющих добрый знак», а то остынет и вкус будет не тот. — Он подцепляет палочками голову «дракона» и кладет на тарелку даме, проявившей такой живой интерес к половым органам осла. Та без лишних церемоний принимается уплетать за обе щеки. Остальные тоже набрасываются с палочками на блюдо, и вскоре от «Дракона и феникса» ничего не остается.

— Не придется вам спать сегодня ночью! — произносит Юй Ичи с порочной ухмылкой.

Вы понимаете, что он имел в виду?

Друзья мои, леди и джентльмены, здесь эта история, можно сказать, подходит к концу, но я уже так с вами подружился, что хочется помолоть для вас языком еще немного.

Банкет наконец закончился, и мы всей компанией вывалились из ресторана «Пол-аршина». Только тогда выяснилось, что уже третья стража,[122]все небо усеяно звездами, землю покрыла ночная роса и по Ослиной улице разливаются зеленоватые отблески. Раздаются пьяные вопли котов, они сцепились на крыше, рьяно защищая свое первенство, да так, что черепица ходуном ходит. Холодная роса похожа на изморозь, с деревьев по обе стороны улицы один за другим падают листья. Кто-то из моих поднабравшихся друзей громко затягивает революционные песни. Строчка из одной, строчка из другой, всё невпопад, да еще на такой смеси диалектов, что ничего не разберешь. В общем, приятного на слух примерно столько же, сколько от завываний тех же котов на крышах. Другие примеры безобразного поведения даже приводить не хочется. Ну а в это самое время с восточного конца улицы слышится отчетливый стук копыт. В мгновение ока перед нами черной стрелой проносится черный ослик с круглыми, как блюдца, копытами и горящими, как фонари, глазами. Я струхнул, остальные, видать, тоже, потому что закрыли рты и те, кто пел, и те, кого тошнило. Выпучив глаза, все уставили нетрезвые свои очи на черного ослика, глядя, как он скачет с восточного конца улицы на западный и с западного на восточный, и так три раза. Потом он застывает, как статуя, посреди Ослиной улицы, поблескивая лоснящейся черной шкурой и не издавая ни звука. Мы замираем, не в силах двинуться с места и надеясь, что легенда станет реальностью. И действительно, загрохотала черепица, и прямо на спину ослика скользнула черная тень. Это и вправду молодой парень с большим узлом за плечами. Оголенная кожа сверкает, как рыбья чешуя, а во рту холодным блеском мерцает небольшой кинжал в форме ивового листка.

5

Наставник Мо Янь, здравствуйте!

Не знаю, как и выразить все чувства, обуревающие меня в этот час, в эту минуту. Мой дорогой, мой самый уважаемый наставник, Ваше письмо, как бутылка чудесного вина, как весенний гром, как укол морфия, как хорошая доза опиума, как милая девчушка… обратило жизнь в весну, вернуло здоровье телу и наполнило радостью душу! В отличие от притворно-скромных лицемеров я знаю о своем бьющем через край таланте, не известном до сего времени никому и сокрытом в дальних покоях, как Ян Юйхуань,[123]о быстроногом скакуне, которого заставляли таскать телегу в деревне, и не боюсь заявить о нем публично. И вот теперь, наконец, явились миру, рука об руку, Ли Лунцз[124]и Бо Лэ! Мое дарование признали Вы и господин Чжоу Бао, один из тех самых «девяти знаменитых редакторов Китая»,[125]и мне поистине впору «сворачивать как попало свитки со стихами вне себя от радости».[126]Как это отпраздновать? Только «дуканом»! Достав из бара бутылку настоящего «дукана», вытаскиваю зубами пробку, приставляю горлышко ко рту, запрокидываю голову и с бульканьем осушаю всю бутылку одним духом. Ликуя и сияя, опьяненный, на вершине блаженства, хватаю кисть и под накатившим вдохновением, свободно, легко и быстро — как распускает свой хвост павлин, как расцветают сотни цветов, — пишу почтенному наставнику письмо.

Наставник, при всей Вашей огромной занятости Вы выкроили время, чтобы добросовестно прочесть мой нескладный опус «Ослиная улица», чем вызвали у меня, Вашего ученика, такое чувство благодарности, что я шмыгаю носом и все лицо в слезах. Ну а теперь, наставник, позвольте ответить по порядку на все поднятые Вами в письме вопросы.

1. Что касается появляющегося у меня в рассказе дьяволенка в красном одеянии, который устраивает бузу в царстве «мясных» детей. Такой человек на самом деле есть в Цзюго, и повествование основано на реальных событиях. Некоторые наши болваны-чиновники действительно настолько продажны, что осмелились нарушить величайшее в мире табу: они умерщвляют и поедают маленьких мальчиков. Об этом мне рассказала теща, бывший доцент Кулинарной академии, которая заведовала исследовательским центром особого питания. По ее словам, в окрестностях Цзюго есть деревня, где специально производят на свет «мясных» детей. Там это в порядке вещей, народ продает детей на мясо, как откормленных поросят, и никакой мировой скорби при этом не испытывает. Думаю, теща обманывать не станет. Сами посудите: ни славы ей от этого, ни выгоды — зачем ей меня обманывать? Нет, она обманывать не станет. Я понимаю, что все связанное с этим очень серьезно и что, написав об этом, я могу навлечь на себя неприятности. Но ведь Вы, наставник, как-то сказали, что писатель должен смотреть жизни в лицо, как говорится, не бояться стащить императора с коня, зная, что тебя изрубят на куски.[127]Вот я самоотверженно и написал об этом. Конечно, мне известно, что литературные произведения «должны рождаться из жизни, но и возвышаться над жизнью»,[128]что нужно создавать «типичные характеры в типичных обстоятельствах».[129]Поэтому, когда пишу, я тут масла подолью, там уксуса, здесь приправы добавлю, и, глядишь, образ дьяволенка в красном вырисовывается ярче. У нас в Цзюго этот паршивец чешуйчатый стал этаким неуловимым благородным рыцарем, творящим добрые дела: он искореняет разврат и борется со злом, грабит богатых и помогает бедным. Он осыпал своими благодеяниями и милостями все отребье, что ошивается на Ослиной улице, и те его просто боготворят. Мне пока не довелось лицезреть его величественный облик воочию, но то, что я его не видел, еще не доказывает, что его не существует. Его видели многие на Ослиной улице, и в Цзюго о нем знает каждый. Что бы он ни вытворял по ночам и где бы это ни происходило, об этом наутро знает весь город. При каждом упоминании о нем кадровые партийные работники скрежещут зубами, простой народ в восторге, а у начальника службы безопасности сводит судорогой живот и ноги. Наставник, этот маленький благородный разбойник — неизбежное следствие развития общества. По сути дела, его рыцарское поведение привело к стабилизации настроений народа, к выплеску возмущения, что, в свою очередь, способствовало стабилизации и сплоченности. Его существование дополняет нездоровые законы, установленные сильными мира сего. Как Вы думаете, почему народ все же не поднял знамя бунта против продажности партийного начальства, достигшей немыслимых размеров? Потому, что есть этот чешуйчатый! Все исподволь наблюдают, ожидая, когда этот малец покарает продажных чиновников. Эту кару будут считать свершившимся правосудием народа. Чешуйчатый поистине стал воплощением справедливости, проводником народной воли, этаким предохранительным клапаном для поддержания общественного порядка. Цзюго не избежал бы крупных волнений, если бы не он. Пусть ему не остановить разгул коррупции, но он может сдерживать ярость народа. По сути дела, этот чешуйчатый — большое подспорье для властей, хотя наши тупоголовые чиновники отдали приказ органам безопасности задержать его.