Деталей финала у Кристи я не помнил, в памяти лишь осталось хитрый поворот с самоубийством судьи.

– Такое я, пожалуй, могу написать. Только мне непонятна мораль.

– Невозможность скрыться от прошлого. Каждый из героев скрывает тяжелую тайну – преступление, которое они совершили. Или к которому были причастны, но так и не понесли наказание. Ну, и возмездие не всегда бывает справедливым.

– Это ты про судью?

– Про него.

– Как тебе такое в голову пришло?!

– Читал в газете дело судьи, – соврал я. – Который решил поправить свои судебные ошибки сам.

– Хорошо, я попробую написать. Сюжет меня заинтересовал!

Ну вот и отлично. Нашел занятие супруге.

* * *

Желание Агнесс контролировать мужа ожидаемо быстро затухло. Даже на встречу с Ильей Ильичом Мечниковым не пошла. Когда Плеханов прислал записку с просьбой о следующем рандеву, она надумала отправиться на экскурсию в Лувр. Джоконду я видел в виде многочисленных репродукций, так что решил, что не очень много и потеряю. Да и место встречи – рядовое кафе. Марте Беккер о таком не напишешь. Пришлось даже уточнять у портье, где это.

Когда я вошёл в зал, Плеханов уже ждал меня. Встал из-за углового столика, поприветствовал. А главный марксист скромен в запросах: полупустая чашка кофе и самая дешевая булочка. Георгий Валентинович выглядел так, словно мог бы читать лекцию об аскетизме – ни тени жалобы, хотя простота его заказа говорила сама за себя.

– Как-то вы совсем уж неприглядный аперитив выбрали, – заметил я, усаживаясь напротив.

– Простая пища удовлетворяет простые потребности, – отозвался он с лёгкой улыбкой.

– Заказать что-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Хорошо, закажу то же, что и вы.

– Бросьте, не стоит. Скажите лучше, что вы думаете об операции?

– По-прежнему ничего конкретного. Ситуация не изменилась за это время. Наверное, можно вернуться к разговору через пару месяцев. Напишите мне в Бреслау, и я дам вам знать, когда вы сможете приехать.

– И сколько это будет стоить?

– Один рубль. Вы меня крайне заинтересовали, не предприняв попыток завербовать в свою секту. Признаться, я уже внутренне стал готовиться в пространным цитатам из Маркса и призывам к борьбе за народное счастье.

И попробуй мне только заикнуться о спонсировании революции, никакой операции не дождешься. Наверное, эта незатейливая мысль довольно явно читалась у меня на лбу, и Георгий Валентинович справедливо решил, что собственное здоровье несколько важнее, чем абстрактные идеи.

– Какая секта, Евгений Александрович? – весьма правдоподобно удивился Плеханов. – Я бы сказал: дискуссионный клуб.

Мне его даже жаль стало. Вот так живи десятки лет в чужой стране, да еще и без особого достатка. Одна только гордость и упрямство остаются, чтобы не махнуть на себя рукой. Оружие это сложное, но я знал, как его обойти. Гораздо сложнее было бы помочь, не задевая его достоинства.

– Вы не хотите показаться мне обязанным, но позвольте спросить: как обстоят ваши дела?

Он отставил чашку, которую вертел на столике до этого, и в его лице мелькнула тень усталости.

– Честно? В последнее время не блестяще. На эту поездку я занимал у знакомых. С лекций я получаю в основном благодарственные письма, а не гонорары. И издание «Социал-демократа» тоже на мне.

Я кивнул, будто это было вполне ожидаемо. В голове уже выстраивался план, как обойти его упрямство.

– Георгий Валентинович, мне кажется, что вы себя недооцениваете. Позвольте предложить следующее: мне предстоит поездка в Базель. Планируются лекции в местном университете. Это удобно совпадает с вашими планами, не так ли?

Он посмотрел на меня с осторожным интересом.

– Возможно.

– Тогда почему бы вам не поехать с нами? Я с радостью покрою все ваши расходы. Это не просто помощь, а своего рода инвестиция. Заодно осмотрю вас – делать операцию или не делать…

Его взгляд стал острее, будто он пытался понять, есть ли в моём предложении скрытые намерения.

– Уж не хотите ли вы сделать меня зависимым от вашей щедрости?

– Совсем нет, – ответил я спокойно. – Вы – важный человек, Георгий Валентинович. Ваши идеи заслуживают быть услышанными. К тому же, дорога в Базель для нас ничего не меняет, а для вас – большое облегчение.

Он раздумывал долго, и я молчал, давая ему пространство. Наконец он слегка кивнул.

– Хорошо. Приму ваше предложение, но только с условием: я постараюсь вернуть вам долг.

Да ладно, можно было и не пытаться. Что это за революционер, который еще и про долги помнит?

А я? Зачем затеял этот аттракцион невиданной щедрости? Ну на билет подкинуть – это как милостыню дать. А операция? Спишем на тренировки. Пока сейчас покатаюсь – в планах Базель, Милан, Болонья, Рим, потом вернусь, разгребем текучку, вот как раз через пару месяцев и начнем тренировки.

– Пусть будет так. Хотя, надеюсь, вы потратите свои гонорары на что-то более полезное.

– Благодарю, князь, – сказал он, и в его голосе прозвучало нечто большее, чем просто вежливость. – Вы удивительный человек. Немногие способны дать, не ожидая ничего взамен.

* * *

Кто-то постучал в дверь номера, не очень громко, но довольно уверенно. Коридорный и портье тихо скребутся по-собачьи, как бы извиняясь за беспокойство заранее, но тут звучало иначе. Так как я стоял буквально в паре шагов, то вполне демократично открыл сам.

На пороге стоял посланник Родины. Официально так, в посольский мундир одет! Посетитель кивнул, и браво, по-гусарски, щелкнул, блин, каблуками. Я едва удержался от усмешки. Глашатай выглядел лет на сорок. Для ветерана маловато, для мальчика на побегушках – многовато.

– Князь Баталов? – спросил он.

Густой, ровный голос, почти без эмоций. Диктор Юрий Борисович Левитан нервно курит в сторонке. А внешне… Полноват слегка, усики под крючковатым носом жиденькие. Короче, имеется несоответствие внешности и голоса.

– Я. С кем имею честь?

– Советник посольства Российской империи во Франции Бородай. Ваше сиятельство, посол во Франции его высокопревосходительство барон Моренгейм, приглашает вас посетить посольство, – и подал визитку.

– Как скоро? – поинтересовался я, пряча раздражение.

Я никакого Моренгейма не знал и о его существовании не подозревал. Да и посольство… как-то я не считал себя связанным с этим учреждением. Ибо являюсь лицом частным и отмечаться в официальных конторах не обязан.

Посыльный вздохнул потихонечку, чувствуя, наверное, что сейчас начнется самая трудная часть разговора. Ему явно не хотелось произносить дальнейшее, но кто ж его спрашивал?

– Ваше сиятельство, если возможно, незамедлительно.

Сейчас, только разгон наберу. Нашли пионера, как же. Начальник вызывает, эка невидаль. Но не мой.

– Сегодня никак. Занят. Давайте… – я сделал вид, что задумался,