– результат человеческих действий в рамках двух этих устремлений. Даже моя деятельность направлена на это – с единственной оговоркой, что я действую исключительно в интересах всего общества и почти нисколько – в собственных. Но наше общество уже стоит на таком пути развития, что оба устремления станут делом техники. Какой будет новая, лучшая цель существования человечества, я сказать не в силах.

И.: Кто же тогда даст ответ на этот вопрос? По-твоему, он появится сам собой? Но сколько человечество должно прождать, прежде чем это произойдет? Может, человечество никогда его и не получит, пока, зажирев в благоустроенности, не увянет полностью? Быть может, человечеству нужен новый пророк, который даст верное направление? Способно ли наше общество произвести такого человека? Чтобы его гениальность и отчасти психическая неустроенность смогли преодолеть произвол нагромождения традиций, которые успело создать общество за многие века?

А.: Современное общество не расположено принять кого‑либо в качестве пророка. Культурная основа человечества слишком богата, чтобы один человек смог пропагандировать что‑либо с оглядкой на весь ее контекст. Но вообще это и хорошо, что ни один человек, который посмеет взвалить на себя бремя мирового проповедника, не сможет сегодня пробиться к сердцам значительной части человечества. Потому что видеть источником глобальных истин именно человека будет неправильно: неизбежно внесет свою лепту субъективная оценка его как личности. Восприятие мировых знаний не должно зависеть от оценки нами их предположительного автора. Но кого мы тогда будем видеть источником этих значимых для человечества воззрений? Обезличенную группу людей? Приобщение к более высоким целям потребует, чтобы в них поверили все люди. А вопрос веры не решится без персонификации создателей знания, которое будет нести человечеству новые цели. Потому что для человека будет руководящим только такое знание, которое дано ему другим человеком – и авторитетным человеком! Исключение – знание, исходящее от далеких предков. Это могут быть какие угодно абстрактные предки. Мало кто из почитающих Ветхий Завет задается вопросом, кто его автор. Это даже повышает в глазах людей величие Ветхого Завета: он кажется только древнее из-за невозможности установить его авторов, а значит, содержит поистине универсальное знание, не успевшее стать оскверненным последними суетными временами. Люди вольны представлять создателями Ветхого Завета далеких предков, которые якобы много превосходили современных людей по своим ментальным способностям и по продолжительности жизни. Отсюда идея: почему бы не представить новое руководящее человечеством знание как знание, которое оставила нам некая жившая очень давно на Земле высшая раса? И что источники этого знания в виде древних записей были внезапно найдены где‑нибудь на дне морском. Это сработает, я уверен.

И.: Абсолютно точно, что сработает. Поэтому я призываю тебя немедленно приступать к работе. Я устрою все, что нужно. Я презентовал твои художественные работы как свои собственные. Теперь научусь презентовать твои мировоззренческие работы как наследие никогда не жившей расы. Надо будет запустить соответствующую кампанию в массмедиа. Деньги на это найдутся, как и нужные люди. Дело только за тобой: вместо написания картин начни генерировать новое, путеводное для нас учение. Итак, когда мне прийти в следующий раз, чтобы услышать от тебя что‑то на этот счет?

А.: Не собираюсь я ничем таким заниматься. Есть силы, которые будут намного могущественнее всего, что мне только удастся создать. Не думаю, что нужно пускаться в это.

И.: Как скучно сдаваться так сразу! Не хочу ограничиваться тем, чтобы просто влиять на мир, вкладывая в общественное сознание олицетворения разных брендов. Нужно что‑то эпохальное, иначе жизнь пройдет как будто зря. Так что ты не забывай эту идею. Как только у тебя случится озарение, сразу сообщи мне, и не вздумай растранжирить его. Пока я прощаюсь с тобой до следующего раза, когда, надеюсь, мы начнем разрабатывать грандиозные планы по изобретению нового мифа.

Андрей не собирался выполнять просьбу Иннокентия. В дни, свободные от разговоров, он все чаще избегал мыслительной работы.

11

Усмирение процессов, протекавших в уме, имело и ряд неожиданных последствий. Так, иногда останавливали свой ход его внутренние часы, и ему более не были доступны ощущения утомительно долгого или молниеносно быстрого течения времени – и только внешние события могли предоставить ему свидетельства, что оно продолжает идти.

Однажды таким свидетельством стали реплики, которые донеслись снизу. Любая из них по отдельности была способна внушить тревогу, их совокупность вызывала парализующий трепет. Произносили их незнакомые ему люди, внезапно вторгнувшиеся в дом, когда Тимофей, отец Иннокентия, вместе с двумя родственниками вел мирную беседу в зале первого этажа. Непрошеные гости громогласно обозначали свою готовность прибегнуть к физической расправе по отношению к хозяевам, заявляя, что взяли с собой вдоволь огнестрельного оружия, что им ничего не стоило пять минут назад отключить систему безопасности, посему никакие видеокамеры не зафиксировали их появления, и спасительного приезда полиции ожидать не нужно. Предметом конфликта была крупная собственность, якобы неправомерно присвоенная хозяевами этого дома, за что нагрянувшие налетчики и хотели буквально наизнанку их вывернуть. Всего агрессоров было четверо. Но регулярно говорили только двое, причем один постоянно использовал властный гонор, а второй применял интонации злорадной насмешливости.

– Поймите, если вы продолжите настаивать на своем, вас ждет такое… вы раздавленным червям завидовать будете! – восклицал первый.

– Будем выбивать из вас косточки – потихоньку, по одной! – глумливо выкрикивал второй.

Третий отметился лишь громким высокомерным смехом, четвертый вообще подал признаки присутствия лишь дважды, и оба раза это был обращенный к компаньонам призыв начать уже по-настоящему запугивать хозяев дома.

Самих запугиваемых было трое: Тимофей, его младший брат Яков и сын Якова Глеб. Андрей хорошо помнил Тимофея по разговорам перед заселением сюда и во время работы над своей первой картиной для Иннокентия. Больше Андрей ни разу не видел главу семейства, однако до него доносились разговоры, когда Тимофей останавливался тут на день-другой. Андрей, слыша высказывания Тимофея, успел несколько раз поменять мнение о нем. Хозяин дома побывал в его представлениях и добропорядочным семьянином, и домашним тираном, и одержимым дельцом, безразличным к чаяниям близких. Слова, которые он произносил теперь, заставляли отнести его к жалким, невразумительным пустословам. Тимофей дошел до нервического лепета, объясняя, почему неправильно обвинять его в нечестном присвоении собственности. Но четверо враждебных мужчин только потешались над его доводами и требовали все бóльшую сумму компенсации.

Двое родственников Тимофея были хуже знакомы Андрею, но он все равно быстро узнал их голоса. Яков редко бывал здесь и запомнился Андрею разговором, который вел однажды с женой Тимофея: о несерьезном отношении ее супруга к воспитанию детей. Теперь Яков повторял односложные