предъявляется два рода претензий: его подчиненность ЦЭМИ и его безраздельная власть в клубе. Доминирующая группа противостоит двум другим группам – «радикалам» и сторонникам «внутренней демократии», также прозванным «этическими демократами». Последние (пока еще) не образуют единого сообщества и полностью зависят от ресурсов руководящего ядра.

После конференции августа 1987 года клуб стремится формально преобразоваться в политическую организацию, и руководящее ядро пользуется этой ситуацией, чтобы «закрутить гайки»: формализовать некоторые правила (устав, процедуры делегирования власти, принятия решений и т.д.), а также отбор при принятии новых членов[255]. «Этические демократы» склоняются, в свою очередь, к идее формирования массовой организации, где принятие решений уже не будет прерогативой некоего клубного Совета, а будет обсуждаться в гораздо более широком кругу.

Конфликт принимает неожиданный оборот, когда обе группы недовольных сливаются воедино. Каким бы господством ни обладали «старики», они быстро теряют контроль над ситуацией, которая приводит к расколу внутри клуба. Вполне возможно, что непредсказуемость этой ситуации во многом была связана с негативным восприятием новыми участниками тех принуждений, которые довлели над руководителями клуба. В этом внутреннем конфликте руководящему ядру приходится действовать жестко, поскольку за ним наблюдают администрация ЦЭМИ и оба райкома, с которыми оно ведет переговоры: чтобы сохранить за собой репутацию во взаимодействиях с партией, оно не может позволить себе дать слабину на своем собственном поле[256]. Недовольные явно недооценили решимость ядра в его стремлении не потерять лицо в отношениях с властями.

В стратегии, избранной руководителями клуба, использование категории «радикалы» занимает центральное место. Изначально она обозначала одну конкретную группу недовольных («радикалы по отношению к власти»), но постепенно превращается в ярлык для всех внутренних оппозиционеров.

По мнению руководителей, любое изменение тактики по отношению к реформаторам у власти или оспаривание их собственной позиции в клубе привело бы к потере помещений и попросту к исчезновению клуба.

Риск того, что ЦЭМИ отберет помещения у клуба, – будь он реальным, возможным или маловероятным – оказывает вполне ощутимое влияние на взаимодействия внутри клуба[257]. «Акты провокации», недостаток самоцензуры и даже развязный тон некоторых радикалов вполне могли бы поставить под вопрос доступ к залу заседаний, который, как мы помним, еженедельно становился предметом переговоров с Первым отделом ЦЭМИ. В этом смысле протестующие обладают некоторой властью над руководителями, поскольку могут повлиять на их отношения с администрацией института. Тем не менее вероятность того, что ЦЭМИ выгонит клуб, была невелика: ведь это означало бы для него подрыв своей репутации «либерального» института, находящегося в авангарде перестройки, и оказание услуги партийным консерваторам. Можно думать, что неформалы понимали, какой властью они обладают над ЦЭМИ, и что именно поэтому угрозы руководящего ядра не возымели ожидаемого действия на недовольных.

Руководители описывают своих противников – и «радикалов», и защитников внутренней демократии – как «маргиналов» и даже «люмпен-интеллигентов», испытывающих «социальную нереализованность»[258] и лишенных чувства реальности. Сами же лидеры движения с момента Встречи-диалога определяют себя именно в терминах реализма:

Перестройка-88 [т.е. противники изначальных лидеров] вобрала в себя людей, для которых критика существовала для критики. Это была цель. Самовыражение, постоянная эскалация радикальных требований и критика властей без надежды на реальный результат. И если результат все-таки появлялся, они не знали, что с ним делать, и критиковали уже результат[259].

Руководители пресекают конфликт, официально и бесповоротно обрубив всякие связи с прежней организацией. Собравшись на тайное заседание в ИЭМСС в январе 1988 года, они объявляют о создании нового клуба «Демократическая Перестройка», de facto исключив недовольных.

Возможно, именно коалиция «радикалов» и «этических демократов» приводит руководителей к решению об исключении вместо простой маргинализации. Присоединение «этических демократов» к «радикальным» оппозиционерам имеет решающее значение, поскольку придает последним бо́льшую «респектабельность». Ведь «этические демократы» не относят себя к диссидентству (хотя кто-то из них к нему раньше и принадлежал); некоторые вступили в движение еще до августовской Встречи-диалога; некоторые и прежде пытались соперничать с лидерами «Перестройки» на интеллектуальном поле.

Защитный риторический прием протестующих состоит в перестановке аргументов, используемых «стариками» для конструирования категории «радикалы». Руководители клуба обвиняют их в том, что их политическая стратегия лишена ориентиров; они же, в свою очередь, упрекают их в ведении двойной игры с властью, приводящей к нарушению внутренних правил игры. Недовольных шокируют не столько «интриги» внутри клуба, сколько то, что руководители прибегают к помощи властей для разрешения внутреннего конфликта.

Для того чтобы оградить «Перестройку» от давления КГБ (в его роли «политической полиции». – К.С.), [руководители] прибегали к помощи КГБ для того, чтобы не пропустить определенных людей на [собрание клуба «Перестройка» в январе 1988 года]. Была выборка: вот этого пускать, вот этого не пускать. Я, например, на такой шаг пойти не мог. […] [Некоторые руководители] вообще считали правильным сохранить клуб, и для этого надо было маргиналов выбросить[260].

По мнению «этических демократов», речь идет не только о попрании принципа «антибюрократической солидарности», заявленного на конференции августа 1987 года. Ситуация усугубляется в связи с использованием такой символически маркированной силы, как КГБ (точнее, Первый отдел ИЭМСС). Однако принцип «антибюрократической солидарности» был высказан в совершенно ином смысле: неформалы должны были объединиться против «бюрократии» как символа консервативного крыла партии. По мнению руководителей «Перестройки», это правило не должно применяться в отношении реформаторов.

Атаки «этических демократов» направлены прежде всего против посредников в отношениях с властями. И хотя все негласно сходятся на том, что не следует превращать неформальное движение в диссидентство, по поводу того, каким образом надо вести двойную игру, нет никаких ясных правил, даже неписаных. Поэтому внутренние конфликты всегда в конце концов фокусируются на посредниках, которых подозревают в игре в пользу власти.

Раздел ресурсов и автономизация «радикального» лейбла

По завершении кризиса две трети членов клуба остаются в «Демократической Перестройке», созданной руководящим ядром. Этот клуб продолжает занимать зал заседаний в ЦЭМИ и вести ту же самую деятельность, что и «Перестройка», вплоть до 1990 года. Оппозиционерам, чей протест потерпел провал, приходится платить высокую цену за выход: с ними не только не делятся прежним помещением, их еще и долгое время не пускают на заседания «Демократической Перестройки». Зато лейбл «Перестройка» используют обе стороны. Недовольные добавляют к ней отсылку к диссидентству, назвав свой клуб «Перестройка-88», что должно напоминать чехословацкую «Хартию-77». Именно благодаря этому названию клуб «Перестройка-88» зарабатывает себе некоторую репутацию, оно становится одним из немногих его символических ресурсов. Клуб находит себе помещение, расположенное в подвале жилого дома и не идущее ни в какое сравнение с залом в ЦЭМИ. Нет у него и столь важного