уже поняли, стало не преднамеренной стратегией, но следствием сложных взаимодействий между клубами и партийными реформаторами, а также внутри самого движения.

Тактические инновации в игре с властью

Пока партия разворачивает свою политику локализации движения и пытается удержать его вне ключевых политических институтов, клубы стремятся расширить свое поле деятельности, чтобы занять как можно более заметные позиции в легитимном политическом пространстве. После августовской Встречи-диалога 1987 года они пытаются вести переговоры с властью уже высшего уровня (например, с ЦК КПСС). Их ситуативная стратегия прорыва оцепления содержит несколько компонентов. Они стараются вовлечь в свою мобилизацию акторов из других секторов общества (в основном из интеллектуальной среды) и используют их как защитников, свидетелей и тех, кто поднимает их рейтинг; они прячутся за официальными лозунгами Перестройки или практиками, вышедшими из употребления; они осваивают запретное пространство улицы; и наконец, они вторгаются в пространство партии за счет специфического использования права.

Мобилизация интеллектуального истеблишмента

Политические клубы стараются втянуть в свою мобилизацию политически значимые институции и фигуры. Они нацеливаются на такие сектора, как академическая среда, пресса и сфера искусств, которые обладают большими, чем они, возможностями для давления на реформаторов[264]. При этом неформалы не пытаются сблизиться с рабочей средой: они не воспринимают официальные профсоюзы как потенциальную опору (по крайней мере в 1988 году). Заручившись поддержкой со стороны специалистов умственного труда, клубы стремятся достичь трех целей: получить доступ к ЦК КПСС, обеспечить себе защиту от представителей среднего партийного звена (райкомов и горкомов) и повысить свой рейтинг в различных осваиваемых ими пространствах игры.

В 1988 году у неформалов есть ощущение, что политическая игра организована вокруг ЦК, к которому у них нет прямого доступа. Поскольку их попытка использовать горком в качестве посредника потерпела неудачу, они обращаются к Советской социологической ассоциации (ССА), в которой усматривают функциональный заменитель горкома. В июне 1988 года неформалы выторговали себе разрешение на проведение своей второй большой всесоюзной конференции под эгидой ССА. Это очень здравый расчет, поскольку Ассоциации удается получить одобрение самого А. Яковлева[265].

Неформалы используют также академическую среду для защиты от средних эшелонов партии, которые пытаются обойти.

Для того чтобы нам легче было открывать двери, мы находили […] совершенно сознательно некие структуры, организации, которые выступали для нас в роли зонтика или в роли щита. […] Самой мощной такой системой поддержки и самым мощным человеком, который был и авторитетом для партии, был авторитетом для лидеров этой партии, для Горбачева, – это была Татьяна Заславская [председатель ССА][266].

Воображаемая ими схема похожа на модель матрешки: главные московские клубы являются коллективными членами КСИ; с мая 1987 года последний является членом ССА, которая пользуется поддержкой А. Яковлева в Политбюро[267]. Социологическая ассоциация – ключевое звено этой цепи поддержки. Хотя Т. Заславская никогда не фигурирует в авангарде переговоров между неформалами и реформаторами, судя по всему, она действует как их важнейший гарант. Ее позиции советника Горбачева, возможно, достаточно, чтобы обеспечить доверие ко всей этой системе, но вероятно также и то, что неформалы в своем воображении наделили ее большей властью, чем она на самом деле обладала. Стоит помнить, что тогда она лишь недавно переехала в Москву, приблизившись к эпицентру власти (с декабря 1986 года), и неизвестно, понимала ли сама, насколько эффективной может быть ее защита. В ЦЭМИ защита «Перестройки» обеспечивается через переворачивание системы контроля, установленной Севастопольским райкомом. Как мы помним, институтская парторганизация назначила «кураторов», в обязанность которых входило обеспечение «пристойного поведения» клуба: речь идет о двух заведующих лабораториями В. Перламутрове и Б. Ракитском, которые в реальности осуществляют скорее роль защитников:

В партийном бюро ЦЭМИ были ребята, которые хотели, чтобы этот клуб функционировал, потому что вообще в ЦЭМИ были всегда очень свободные идеи. […] Они защитили этот клуб, насколько могли, от райкома и т.д. […] Райком мог что угодно сделать, он мог и разогнать клуб, и запретить. Но если они хотели соблюдать приличие, то они должны были бы вступить в переговоры, в конфликт с Перламутровым и с Ракитским. А партбюро говорило бы: нет, Борис Васильевич [Ракитский] говорит, что все нормально, Перламутров говорит, все нормально[268].

Амортизирующие внешнее давление качества Перламутрова и Ракитского связаны с их репутацией в академической среде. (Ракитский был известен своими реформистскими позициями еще с 1960-х годов; к тому же он – вице-президент ССА.) Эти фигуры, пользующиеся доверием руководящих работников высшего ранга, также служат гарантами для райкомов, лавирующих между сциллой неформалов, играющих с правилами, и харибдой партийных иерархов, которые, как водится, при первой же возможности готовы свалить на них ответственность за «перегибы».

Чтобы получить доступ к «большой политике», неформалы пытаются поднять себе цену за счет связей в академической среде. Некоторые используют двойную позицию руководителей клубов и ученых, чтобы заработать репутацию официальных интерпретаторов движения. Они занимают стратегическое место в новом поле научных исследований, которое включает в себя не только социальные движения, но и новые формы общения молодежи и самоуправления на предприятиях. Обладая доступом к источникам информации, они поднимают свою значимость относительно двух других групп, тоже подвизавшихся в этом поле: «чистых» ученых (социологов, историков, философов) и партийных и комсомольских работников. Ученые особенно бережно поддерживают отношения с неформалами, чтобы успешно продолжать свои исследования, а также потому, что некоторые из них являются советниками партии по работе с неформалами (скажем, ССА составляет для нее рекомендации). Неформалы выступают еще и в роли специалистов по общественным движениям, занимая, таким образом, сильную позицию в стратегическом месте определения движения. Они организуют совместные семинары с ССА и в числе первых публикуют статьи в научных журналах. Неформальное движение – это движение, подвергающее себя самоанализу и соотносимое с научной средой.

Неформалы пытаются вовлечь в свою деятельность ярких представителей некоторых профессиональных секторов, которых считают способными повлиять на политическую власть. «Мемориал» собирает подписи 120 представителей культурной элиты (писателей, кинематографистов, режиссеров, актеров, журналистов, вузовских профессоров и исследователей) в поддержку возведения памятника жертвам сталинизма. Благодаря своему сговору с академической средой, неформалы передают документы высокопоставленным политикам в обход средних звеньев партии (райкомов и горкомов). Петиция «Мемориала» и «Общественный наказ» (общая программа сорока клубов) попадают на XIX Всесоюзную конференцию КПСС через посредничество самых видных деятелей Перестройки: Ю. Афанасьева (ректора Московского государственного историко-архивного института), И. Клямкина (крупного социолога), Э. Климова (председателя Союза кинематографистов) и В. Коротича (главного редактора журнала «Огонек»). На самом деле это взаимовыгодный обмен услугами, поскольку прежде неформалы организовывали митинги