Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сей день никто не может постичь истинный смысл манифестов, написанных дадаистами в Цюрихе в середине Первой мировой войны. Продолжают выходить книги, посвященные возможным прочтениям и символике знаменитой «Герники» Пикассо. И многие по-прежнему задаются вопросом о том, что пытался сказать нам своей фантастической феерией создатель имения Регалейра. Лично я скорее рад, что не понимаю до конца ни дадаистов, ни Пикассо, ни туннели и колодцы этого неописуемого места. Там, где есть глубокая тайна, нет места посредственной разгадке.
Антониу Аугусту Карвалью Монтейру скончался 24 октября 1920 года в возрасте семидесяти одного года. Надгробие он заказал себе у того же Луиджи Манини, который проектировал Регалейру. На кладбище с самым прекрасным названием в мире, лиссабонском Празереш, то есть «кладбище услад», возвышается склеп семейства Карвалью Монтейру, нагруженный символическими элементами, словно имение в миниатюре. Но самое интересное в нем – ключ от входа. Он был отлит из чистого золота, находился в исключительном пользовании самого Монтейру и открывал не только склеп, но и парадный вход дворца в Лиссабоне на улице Алекрим и имение Регалейра. Один ключ к жизни, к смерти и к духовному воскресению.
Зная Карвалью Монтейру, можно с уверенностью утверждать, что этот физический ключ был также метафорой и посланием. Знание ли является тем ключом, что открывает все когда-либо существовавшие двери, или воображение, как пытался указать нам Веронезе на вилле Барбаро? Что откроет нам двери смерти, жизни и истинного возрождения? Ответ по-прежнему кроется где-то в туннелях Регалейры.
Дом Сецессиона (Вена)
Каждому времени – свое искусство
Когда свободы слишком много, ее вечно не хватает.
Оскар Уайльд, ирландский писатель и поэт
Свобода фантазии – не побег от действительности, а творчество и дерзновение.
Эжен Ионеско, французский драматург-абсурдист
В Вене у меня всегда возникает особое чувство. Может, это не самый монументальный город Европы и не самый богатый музеями и достопримечательностями, но мало где еще сосредоточено так много культурных объектов на столь небольшой площади. Пусть исторический центр в Вене и не так огромен, как в Лондоне или Париже, зато он весь заполнен искусством, что и привлекает многочисленных его любителей. Выйдя из Музея истории искусств, достаточно лишь пересечь площадь, чтобы оказаться перед еще одним храмом культуры, Музеем естественной истории. И это далеко не всё. Метрах в двухстах от этих музеев расположен истинный рай для ценителей культуры – Музейный квартал. Там, в здании бывших императорских конюшен, помещаются сразу восемь культурных учреждений, включая Музей современного искусства Фонда Людвига (MUMOK) и потрясающий Музей Леопольда, где хранится лучшее собрание работ Эгона Шиле. Но и это еще не всё.
Если направиться в центр и пересечь знаменитую Рингштрассе – улицу, опоясывающую Внутренний Город, – то там нас будут ждать другие места, обязательные к посещению: Всемирный музей и Хофбург. Первое – современный этнографический музей, второе – пышный императорский дворец, настоящий город в миниатюре со множеством интереснейших залов, где находится, в частности, Schatzkammer – едва ли не самая богатая королевская сокровищница в Европе. Буквально за углом – Австрийская национальная библиотека и Альбертина, один из лучших музеев Европы, где можно увидеть самую большую коллекцию работ Альбрехта Дюрера. И я уже не говорю о церквях и соборах, встречающихся на каждом шагу! Чуть дальше от центра расположены Музей прикладного искусства, галерея Бельведер и прочие чудеса, которым в Вене нет конца.
Однако я во всякий свой приезд направляюсь к зданию, которое не фигурирует в списке обязательных для туриста достопримечательностей. Невзирая на все музеи, галереи и памятники, я, собираясь посетить блистательную Вену, некогда столицу Австро-Венгерской империи, считаю часы до той минуты, как вновь увижу храм модерна. По моему мнению, ни одно венское здание не может сравниться с Домом Сецессиона.
Так называемый Дом Сецессиона – это небольшое здание на нынешней улице Фридрихштрассе, построенное молодым архитектором Йозефом Марией Ольбрихом. Если идти к нему пешком из центра, то в первую очередь бросается в глаза причудливый золотой купол, который и в момент постройки больше всего привлекал внимание консервативного венского общества. Но, несмотря на внушительность купола, самые интересные элементы здания находятся на уровне входа. Три фразы, начертанные крупными позолоченными буквами на белом фасаде, говорят нам о мире искусства конца XIX века больше, чем десятки книг и сотни страниц. Но не будем забегать вперед – ведь модерн родился не в одночасье.
Выставочный павильон Венского сецессиона открылся в 1898 году. Он был детищем группы деятелей искусств, известной под тем же названием – «Венский сецессион» – и неистово ратовавшей за свободу творчества. Группу основали в 1897 году художники, недовольные господствовавшим в живописи академизмом, в частности Густав Климт и Йозеф Хоффман. С самого начала они подчеркивали, что их движение не похоже на другие. Они издавали журнал под названием Ver Sacrum[43], который, будучи далеко не первым художественным альманахом тех лет, стал культурным ориентиром даже за пределами немецкоязычных стран. Художники Сецессиона решительно воспротивились академизму, который в силу приверженности прошлому и традициям душил австрийское искусство. Они стали героями нескольких скандалов – в первую очередь Климт, которому нравилось дразнить венскую публику своими произведениями, полными эротических образов и непристойными с точки зрения современников. И, разумеется, участники Сецессиона опередили свое время, задумав, спроектировав и выстроив здание, служившее штаб-квартирой объединения и принимавшее выставки, которые проводились постоянно с момента открытия павильона.
Честно говоря, я не знаю, можно ли назвать Дом Сецессиона красивым. Я был там раз шесть, не меньше; мне доводилось видеть его под нещадным полуденным солнцем, в дымке летнего утра и даже в лучах современной ночной подсветки – и при любых обстоятельствах он был, я бы сказал, далек от гармонии. Его формы представляются несколько громоздкими, а стены – слишком строгими и сдержанными по сравнению с другими венскими зданиями XIX века. Сама конструкция и ее объемы чужды европейской традиции – недаром дом упрекали в «азиатчине» и даже прозвали «ассирийским нужником», что дает представление о том, как здание воспринималось частью австрийского общества. Даже самую заметную часть, купол, составленный из 3000 лавровых листков из позолоченной бронзы, трудно осмыслить с первого взгляда. Неудивительно, что сразу после открытия здание стали величать «золотым кочаном», тем более что неподалеку, на улице Линке-Винцайле, располагается овощной рынок. Я не только периодически бываю в Доме Сецессиона, но и ежегодно рассказываю про него моим студентам – архитекторам и графическим дизайнерам. Я думаю о нем очень часто и все равно не могу понять, чем он так привлекает. Иногда