– У нас же не рынок товаров и услуг, а приличный детский сад!

Бабушка не смущалась, как раньше, и не улыбалась глупо, она смотрела мимо Ларисы Игоревны и быстро спрашивала:

– Ляля – вот это твой шкафчик?

– Что ж вы, Татьяна Михайловна, каждый день внучку забираете, а шкафчик не узнаёте…

Кажется, воспитательница тоже подозревала бабушку в алкоголизме.

– Доживите до моих лет, лисонька, тогда поговорим…

Ляле было стыдно, но не так, как раньше, она в сотый раз показывала бабушке своё место для вещей, не раздражённо (именно так многие дети общались со своими немодными бабушками), а сочувствующе.

– Бабушка! Вот же мой шкафчик, с картинкой «мороженое рожок». Раньше тут Соня свою одежду держала. – И Ляля с вызовом, хоть и мельком, посмотрела на Ларису Игоревну.

Медузика у Ляли, увы, даже к осени не оказалось. В саду по-прежнему никто не дружил с Лялей, она иногда становилась дерзкой и часто теперь сидела наказанная в углу, у аквариума, и представляла, что она лиса, а ниша между стеной и аквариумом – её нора… Медузик! Медузик! В группе от него рябило в глазах, на детской площадке тоже, да и музыка в музыкальных Медузиках утомляла нянечку, и заведующую, и даже Ларису Игоревну, любившую, по её выражению, «врубить музон и танцевать до упада». Она подходила и вынимала из игрушек батарейки, и родителям батарейки не отдавала, а никто из детей не смел требовать их обратно.

Ляле стало ясно, что теперь Медузиком никого не удивить, появилась мода на другую игрушку – Лулу, и это было посерьёзнее, да и стоила Лулу дороже. У Ляли были игрушки, очень хорошие, те, которые ей дарили или покупала мама: кубики, меховые зверята, пупсик в кроватке и лошадка-качалка. Но кукла Лулу – это же почти Ляля! – ожидаемо вызвала категоричное мамино «нет», нервное и даже бешеное. Ляля впервые видела маму такой раздражённой, даже сигареты маме не помогли, в свой осенний незапланированный приезд (мама специально приехала сдать деньги на День учителя – во всяком случае, она так утверждала) она сидела на кухне недовольная и хмурая.

– Это же китч и безвкусица, – злилась мама.

Ляля узнала знакомую тональность: мама так кричала второй раз; первый крик был, когда Ляля выпрашивала Медузика. Ляля жутко боялась маму, боялась боли оттянутого уха. Но надежда на бескровный исход оставалась: всё-таки и мама, и бабушка были спокойные, разговаривали негромко – не то что родители других детей, которые кричали, гоготали, когда приходили в группу. В семье Ляли никто и никогда не говорил бранных слов, тишину и спокойную обстановку очень ценили…

– Что ты говоришь, мама! Лулу – самая красивая кукла на свете! Она лунная волшебница и зажигает волшебной палочкой потухшие кратеры!

– Я тебе покажу – кратеры! Сначала вместо Алёны ты теперь Ляля, потом Медузик, теперь эта развратная Лулу…

Всё! Кратеры и волшебные палочки мама уже не перенесла. Мама вышла из себя и «вернулась обратно», только когда Ляля стала визжать от боли. Тогда мама отпустила дочкино ухо, красное и вспухшее, чебурашкино. Ляля от боли и обиды дошла до крайней точки. Ляля всегда уверяла маму, что в садике ей очень нравится, что всё хорошо. Да и Лариса Игоревна говорила, что кто родителям рассказывает плохое про самый лучший садик «Пушок», тот выдумщик и ябеда, и его ждёт «участь Потоцкой». Но тут Ляля выложила маме всё. Она не плакала, а выла и рассказывала, как над ней смеются в группе другие девочки, как они обзывают «нашу бабушку тормозом и пьянью» и не верят, что мама Ляли работает на телевидении.

– Почему? – удивилась мама, руки её тряслись, когда она зажигала потухшую сигарету.

– Потому что мы бедные.

– Почему мы бедные?

– Потому что, – всхлипывала и тряслась Алёна.

– Почему «потому что»?

– Потому что куклу не можем купить.

– Это ничего не значит, Ляля. Я не собираюсь покупать тебе эту мещанскую попсу. Таким куклам не место в интеллигентных домах.

Мама попыталась примирительно обнять Лялю, как она сделала после ссоры из-за Медузика, но Ляля отстранилась и сказала:

– Мы бедные, бедные! У нас нет ни Лулу, ни Медузика, ни машины.

Мама изменилась в лице, бросила сигарету в пепельницу, ничего не ответила и ушла в комнату к бабушке. Из пепельницы вился вонючий дымок, Ляля завороженно смотрела на его нервный, неустойчивый, метущийся пластичный столбик. Ляля почувствовала впервые в жизни, что победила маму, что мама растеряна и расстроена. И Ляле не было маму жалко. Почему она должна терпеть? Сколько можно терпеть такую жизнь без желанной куклы?!

На следующий день мама не взяла Лялю в гости к тёте Свете и тёте Стелле. Зато вечером к тёте Гале взяла – у тёти Гали не было детей, которые ходили бы с Лялей в одну группу, у тёти Гали можно было курить во всех комнатах, и с этой некрасивой, даже страшной дикой женщиной мама Ляли разговаривала дольше всего, а Ляля наслаждалась валянием на лисьем покрывале и подслушиванием – взрослые были уверены, что Ляля играет со шкурами и лобиками[25], с когтями-амулетами и когтями-браслетами – тётя Галя делала теперь ещё и сувениры… А может, амулеты добавили ей лисьего слуха – ухо-то после вчерашнего настоящий локатор, – бабушка так сказала, когда мазала страшно ноющее ухо специальной мазью, оставшейся ещё после лис.

– Будешь покупать? – голос тёти Гали.

– Придётся.

– Господи! Такая бредятина, эти куклы.

– А цена, Галь! Цену ты видела?

– Могу представить.

– Пластмасса китайская. Я в магазине видела пупсика, у него между ног дыра, а там ещё пупсик, маленький, – нормально?

– Это что. Я когда к дочке Стелки ходила, шубку они мне заказали, ты, кстати, не хо? А, ну да, у тебя Зинов…

– Так что с дочкой Стелки? – нетерпеливо перебила мама.

– Так в магазине игрушка с двумя лицами.

– Как так?

– Элементарно. Спереди лицо и сзади лицо, на затылке лицо. Двуликий Янус.

– Инь-Ян?

– Ты всё знаешь. Пупсик так и назывался. Ну а ты купи девочке куклу, и так без отца, жалко.

– А я без отца росла… Разве вы меня жалели, Галь.

– Ну он у тебя был. И потом, с такой мамой, извини, никакие отцы не нужны. Ты ж не пацан.

– Я и маму редко видела! А бабушку вообще ни разу.

– Я, что ль, своих видела? Или Стелка? Тоже мои вкалывали, теперь вот на даче, тут не могут – аллергия на старости лет, мех не выносят… Да что там говорить, другая жизнь была. Без этих кукол китайских…

– Говорят, они не китайские, настоящие родные, поэтому и цена. Бесит жутко. Но Ляля должна успокоиться. Ты понимаешь: на неё было страшно смотреть. Неуверенная, забитая. Прям как я в своём саду…