— А если муравьи стоят на грани вымирания? — перебил я его. — Разве тогда не стоит вмешаться?

— Мир видел практиков гораздо сильнее меня. Кто стремится изменить мир, скоропостижно умирают. Я же стою в стороне и смотрю, как мимо меня текут годы.

— Но человечество может умереть, — повторил я. — Разве это вас не волнует?

Старик покачал головой.

— Человечество не вымрет, — сказал он спокойно. — Люди — живучие твари. Если перемрут все в Руанском королевстве, останутся другие. На другой стороне мира есть горные аулы и пещеры, где живут другие люди с другими традициями. Они не касаются Ци и убивают своих детей, если те достигают первой стадии закалки и становятся практиками. Они сражаются с сильными тварями безо всякой магии или силы. Есть люди, которые ушли под землю и приспособились к жизни там. Их внешность изменилась, они стали другими, они могут разговаривать с камнем и приказывать скалам, но пока они всё ещё остаются людьми. По миру рассыпано множество муравейников, юноша. И я думаю, что муравьи сами должны выбирать, как жить.

Он замолчал на мгновение, оскалился крупными желтыми зубами.

— К тому же твой муравейник охраняет сильнейший практик, парень. Если дела станут плохи, если монстры дойдут до Гуань-ди, практик стадии божественности очнется.

Я смотрел на него в недоумении. Практик огромной силы мог помочь многим, но вместо этого он просто сидел у костра и философствовал о муравьях.

— Еще неизвестно, как себя поведет Гуань-ди, — сказал я. — Может, лучше, чтобы бог спал.

Старик кивнул, что не добавило мне спокойствия.

— Почему вы вышли к моему костру? — спросил я наконец. — Ни за что не поверю, что так совпало, что именно ко мне вышел практик столь высокого ранга.

Старик улыбнулся.

— Я предпочитаю не вмешиваться в дела государств или народов. Но есть кое-что, чего я не терплю и стараюсь уничтожать.

Его голос стал холодным и жёстким. По моей спине пробежала волна мурашек. Я уже знал, что он скажет.

— Я говорю о людях, которые получили силу из табличек.

Я напрягся и приготовился потянуться к печати.

Старик заметил мою реакцию и слегка усмехнулся.

— Не спеши паниковать, юноша, — сказал он спокойно. — Ты не первый из тех, кого я встречаю. Но третий, кого я отпущу. Среди тех, кто получал силу из табличек, редко находились люди с чистым сердцем. Большинство нападали на меня в надежде получить золото из мешочка, или атаковали, посчитав меня опасным.

Он наклонился вперёд, его глаза блеснули в свете костра.

— Ты привлёк моё внимание тем, что не атаковал старика, который пришёл к твоему костру. Ты — один из немногих владельцев табличек, кто остался жив после нашей встречи. Будь здоров.

Прежде чем я успел что-либо ответить или сделать, старик исчез прямо у меня на глазах. Просто растворился в воздухе. Ветки, догорающие в костре, за секунды подернулись пеплом, потемнели. Кострище выглядело так, будто пламя погасло несколько дней назад.

Я остался сидеть у костра в полной тишине. Сердце бешено колотилось в груди.

Странный проверяльщик. Пытаться проверить соблазн тем, что у проверяемого в избытке. Ощущение, что проверка шла не на заявленные параметры, а на тупость. Либо просто старик отвык от того, как живут, действуют и думают люди.

— Ну его к демонам, — дрожащим голосом сказал я. Утра дожидаться не стал: встреча со странным стариком взбодрила лучше крепкого кофе после долгого сна. Я быстро собрал рюкзак, и, активировав теневую тропу, с максимальной скоростью побежал в сторону Вейдаде. На всякий случай я сосредоточился на теневой печати, готовый переместиться к деревеньке при первой же опасности.

Но когда небо посветлело, и на горизонте забрезжил рассвет, я все еще был жив и даже не повстречался ни с какой иной бедой.

Глава 18

Неожиданностей не было вплоть до момента, когда на горизонте замаячил родной Вейдаде.

Проходя вдоль подножия горы Тянь-Шань, я невольно бросил взгляд на её вершину. Там клубилась метель, укутывая верхнюю часть горы белой пеленой. Даже очертания склонов терялись в этом хаосе снега и ветра.

Когда-то я боялся ходить здесь в одиночку. Дорога казалась (да и была для меня) пугающей, а лес у города казался полным скрытых угроз. Помню жуткие крики какого-то бедолаги, которому здесь не повезло.

Однако теперь всё иначе. Я могу дать отпор всем тварям, которые раньше вызывали у меня ужас.

Ну ладно, почти всем.

Эта мысль заставила меня невольно усмехнуться. Как бы спокойная уверенность в своих силах не превратилась в самоуверенность. Буду потом на отряд из двадцати с лишним практиков бежать, как мои приятели…

К горе я не свернул. Хотелось по старой памяти прошвырнуться по заснеженным склонам, поискать разные травки, но зачем? Ради денег? Так я с собой золото захватил, этого пока хватит. Единственный стоящий ресурс, за которым можно двинуться в гору — то самое «ледяное сердце», растущее на трупе, который мы командой отнесли в горы. Если его не сорвали Кира и Гус, если его не нашли другие сборщики, то я сорву куш.

Но это потом, при случае. Сейчас я продолжил шагать по дороге к городу. Прошел между двумя частями леса. Деревья по обе стороны стояли плотной стеной, кроны касались друг друга высоко над головой, но вместо чувства тревоги и желания поскорее пройти эту опасную часть, я чувствовал едва ли не умиротворение. Ветер приятно шелестел ветвями, пахло цветами иван-чая.

Встретил сборщиков трав. Короба на их спинах выглядели потрёпанными, латаными-перелатаными. Нескольких из них я узнал — те же лица, те же маршруты, что и три месяца назад. Только тогда их коробки были целее.

Люди не изменились. Та же одежда, те же компании… Хотя нет, вижу, у кого-то прибавилось шрамов, пара компаний шла урезанным составом.

Внутри меня разлилось странное чувство превосходства, смешанное с лёгкой жалостью. Сборщики жгли свои дни, пока я шагал вперед.

Подходя к городу, натянул на низ лица платок, завязав узлом на затылке.

На воротах стояли те же самые стражники. Стражник с помятым шлемом заметил меня: загодя слегка поклонился и с вежливостью, которая меня даже немного смутила, спросил:

— Назовитесь, пожалуйста. И это… с какой целью прибыли в город? За дерзость, в общем, не сочтите, но записать надо, господин. Правила.

— Кайт Римсон, — сказал я с максимальной серьезностью. За вранье