сентября 1938 года Иван Иванович впервые взял с собой в лес Егора.

Пошла охота на песца.

Перед поездкой Иван съездил в райцентр, купил круп и муки. Закупал их сразу на год. Оттуда же привёз и собаку.

Как же Сенька радовался ей! Назвали пса Бураном.

Настя впервые оставалась одна.

Вроде и была уже привыкшая к хозяйству, всё умела делать: и кормить, и лечить, и убирать, а на сердце было тревожно.

Вспомнилось обращение к медведю «ваше высочество» и другие насмешки Ивана Ивановича.

Уговор был такой: Сенька уходил со взрослыми на 10 дней. Потом возвращался, и ещё через двадцать дней должны были вернуться взрослые.

На десятый день Настя как вышла из дома, так и не заходила в него. Всё смотрела на заметённую первым снегом дорогу. Тревожилась.

Сенька не пришёл.

Одиннадцатый день, двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый…

Дни шли медленно, густым тягучим мёдом стекали с глиняного горшка, вызывали чувство страха и безысходности, заставляли рыдать и трястись ночью.

Сильный ветер, завывая где-то в закутках летнего навеса, как будто говорил с Настей:

– У-у-у, не приду-у-у-у! У-у-у, попал в беду-у-у-у!

Настя верила ветру. А кому ещё было верить?

Ни души вокруг. Только куры и утки. Они чувствовали себя вольготно в сарае, обитом войлоком. Радовались только еде…

Услышав ночью в полудрёме стук в дверь, Настя вскочила с кровати, побежала открывать.

– Сеня, – крикнула она громко, распахивая дверь.

На неё с порога смотрел очень высокий мужик. Он засмеялся как-то ехидно и сказал:

– Нет, не Сенька… Ярослав Лазаревич.

Настя сделала шаг назад, хотела было закрыть дверь. Но мужчина смело шагнул внутрь, словно к себе домой.

Он быстро осмотрелся. В комнате было довольно светло. Всю ночь горели лампы. Настя боялась темноты, когда оставалась одна.

– Мужик дома? – поинтересовался гость.

Настя помотала головой.

– Это хорошо… – задумчиво произнёс Ярослав Лазаревич.

Словно хозяин, он подошёл к печи, подложил дрова.

Уставился на Настю, как будто чего-то ждал от неё.

На ней от страха не было лица.

– Чего застыла? – гость дёрнул головой. – Жрать давай!

Настя не сдвинулась с места.

Мужик повторил:

– Жрать давай. Долго просить буду?

– Нечего есть, – дрожащим голосом произнесла Настя. – Всё закончилось.

Ярослав стал открывать шкафы. С силой захлопывал двери обратно.

– Ты чё тут, святым духом питаешься? Или снег топишь на печи и пьёшь?

Он стал разглядывать Настю.

– А обрюхатилась от кого? – гость засмеялся, потом подошёл вплотную и сказал: – Мужик где? Ружьё где?

Настя попятилась назад.

– Где мужик? – гость орал так громко, что у Насти заложило уши.

Он схватил её за плечи, сжал и продолжал орать:

– Где мужик? Где ружьё? Говори, а не то…

После этих слов он вдруг побледнел, обмяк и упал прямо возле Настиных ног.

Стал дёргаться на полу.

Настя сделала несколько шагов назад, смотря на мужчину в конвульсиях, плакала.

В ней сейчас боролись страх и желание помочь.

Настя поняла, что у гостя приступ, но не могла сдвинуться с места.

Он через какое-то время успокоился сам. Сначала хрипел, потом дыхание стало ровным.

Настя с трудом подошла к нему, он вдруг дёрнул ногой.

Страх сковал женщину, но гость повернулся на бок и захрапел.

Настя не знала, что теперь делать. Бежать было некуда. Ближайший населённый пункт находился в пятнадцати километрах, но там Настя никогда не была. Знала только направление, и то лишь по пути следования Ивана Ивановича, когда тот уезжал в райцентр.

На ватных ногах вернулась в свою комнату. Оделась потеплее, вышла на улицу.

Снег усилился. Засыпáл глубокие следы гостя. Настя вышла за калитку. Следы уводили в сторону леса.

Вернулась во двор. Посмотрела на небо.

Дым из трубы изо всех сил старался идти прямо. Но ветер закручивал его в карусель, раскидывая клубы в разные стороны.

Возвращаться домой было страшно. Пошла в курятник, там забилась в угол.

Пока проходила мимо насеста, разбудила кур. Те недовольно кудахтали, но потом успокоились.

От запаха птичьего помёта Настю воротило.

Поначалу было тепло. Потом стало зябко.

Настя куталась в длинную медвежью шубу Ивана Ивановича. Но то ли страх заставлял её дрожать, то ли холод – она не понимала.

Как-то даже смогла провалиться в сон.

Проснулась резко от подступившего к горлу неприятного вкуса.

Не выдержала.

Куры тут же налетели, дрались, клевали друг друга.

Настя зажала рот и встала на ноги, зажгла лампу под потолком.

Выходить из курятника боялась. Щелей, чтобы посмотреть во двор, не было. Иван Иванович всё забивал войлоком, а бывало, и в несколько слоёв.

Говорил:

– Зима будет холодной. В три слоя набиваем войлок.

А в эту зиму набил два слоя.

Мысли бегали в голове хаотично.

– Жить в курятнике? Ждать, пока вернутся мои? Или идти в дом? А как идти к незнакомцу? Как? А может, он умер?

Ни на один вопрос Настя не знала ответа.

Похвалила себя за то, что вчера оставила в углу курятника ведро с зерном. Насыпала курам. Те закудахтали, бросились на зерно.

– Тише вы, – шептала Настя. – Тише…

Сама взяла несколько зёрнышек, разжевала их.

Сильное чувство голода нахлынуло, а потом опять неприятный утренний вкус.

Куры радовались Настиной беде. Опять наскакивали друг на друга. Побеждали сильнейшие.

– Дуры, – прошипела на них Настя.

Женщина совсем потеряла счёт времени, уже и страх ушёл. Стала себя успокаивать.

– Не бил, не приставал. А ведь было и хуже, – говорила она сама себе вполголоса.

Вспомнила свою первую беременность, стало тянуть низ живота.

Погладила его, прошептала:

– Нам с тобою, малыш, нужно выжить любой ценой. А то папка без нас не проживёт, как и мы без него…

Куры вроде уже и спать собрались заново. Расселись по своим жёрдочкам. Петух нахохлился, недоверчиво поглядывал на Настю.

А ещё как будто понимал, что она в беде – не кукарекал.

Настя опять пожевала несколько зёрнышек. В этот раз не стошнило. Но ей казалось, что зёрна падали в желудок как камни в глубокий колодец – глухо и со всплеском.

Услышав сквозь сон глухие удары топора и громкое недовольное ворчание, Настя встрепенулась, обняла себя руками, задрожала.

– Топор не наточен, что с бабы взять? Эй, курочка, ты куда запропастилась? Выходи, я тебя не трону.

Настя помотала головой, словно гость видел её.

Когда дверь в курятник отворилась со скрипом, куры закудахтали. Петух важно выступил вперёд.

Прятаться уже не было смысла. В курятнике всё хорошо обозревалось от лампы под потолком.

– И правда, курочка, – засмеялся мужчина.

Настя не сдвинулась с места.

– Вставай, не трону! Клянусь!

Она поднялась с трудом. Ноги еле держали её.

Ярослав подошёл близко, взял