Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самарин пожал печами:
— Ну, извините. Не думал, что это так интимно.
— Ладно. — Мария швырнула конверт на книжную полку. — Я позвала вас, чтобы показать одну запись.
Она села на кровать, достала из кармана кофты карту памяти и сунула ее в прорезь лэптопа, который позаимствовала у Антипа. Майор глянул на треснувшую панель и осведомился:
— Вы что, забиваете компьютером гвозди?
Мария пропустила его реплику мимо ушей, клацнула клавишей, отпрянула от экрана и сказала:
— Теперь — смотрите.
И Самарин стал смотреть. Смотрел он спокойно, невозмутимо. Даже когда бродягу на экране ударили ножом, лицо следователя не изменилось, словно у него были ампутированы нервы.
Когда запись кончилась, Самарин спросил:
— Все?
— Все, — кивнула Варламова.
— Где вы это взяли?
— В комнате Коли Сабурова. Карта памяти закатилась в щель.
Самарин хмыкнул, потом достал из пачки сигарету и откинулся на спинку стула. С полминуты сидел молча, разминая в руках незажженную сигарету. Вид у него был угрюмый.
Наконец Мария не выдержала.
— Ну? Что вы об этом думаете?
Майор сунул сигарету в рот и захлопал ладонями по карманам, выясняя, в котором из них лежат спички. Мария быстро достала из сумочки зажигалку, крутанула колесико и поднесла огонек пламени к его лицу.
Самарин прикурил, кивнул и выпустил облако дыма.
— Так что вы думаете? — задала тот же вопрос Варламова.
— Думаю, что… — Следователь снова замолчал, задумчиво глядя на облако дыма, поднимающееся к потолку. Молчание его было тяжелым и напряженным.
— Долго вы будете молчать? — поинтересовалась Мария.
— А? — Самарин перевел взгляд на нее.
— Вас что, совсем не заинтересовала запись?
— Ну, почему «совсем», — пожал плечами майор. — Я люблю хорошие инсценировки. Эта не слишком хороша, но смотреть было любопытно. Кстати, что у ваших студентов с лицами? Вы что, намазали им щеки белой краской?
— Ну, во-первых, никому я ничего не мазала. Во-вторых, запись сделал Коля Сабуров. В-третьих, почему вы решили, что там студенты?
Самарин посмотрел на Марию спокойно, но в его невозмутимом взгляде читалась холодноватая ирония.
— Давайте по порядку. Сабуров не мог сделать запись по той простой причине, что не умел ходить. А ракурс съемки предполагает, что снимающему пришлось забраться на какое-то возвышение. Это, во-первых. Во-вторых, то, что люди на записи студенты, видно невооруженным глазом. Все они стройные, подвижные и гибкие. У девушек — тонкая талия, отсутствует подколенная жировая подушка, и щиколотки их еще не располнели. А у парней — худые и изящные кисти рук.
Самарин выставил перед собой растопыренную ладонь — широкую, грубую, с толстыми сильными пальцами.
— Думаете, в двадцать лет у меня была такая рука? — с кривой усмешкой поинтересовался он. И покачал головой: — Нет. Для того чтобы превратить изящную юношескую кисть в клешню, понадобилось двадцать пять лет рвать, мять и ломать все, что под руку попадется.
Самарин опустил руку, взглянул на экран и заключил:
— Эти ребята — очень молодые люди.
Мария закусила губу. Самарин был прав. Как только она сама не додумалась?
— Майор, я вас не обманываю. А то, что они молоды, ничего не значит. На свете полно молодых негодяев.
Самарин молчал, покуривая сигарету и устремив на Марию неподвижный, как у змеи, взгляд.
— Хорошо, — выдохнула Варламова. — Ладно. Не верите — не надо. Но скажите хотя бы одну вещь…
— За последние полгода у нас не было зафиксировано никаких убийств или исчезновений людей в данном районе, — отчеканил Самарин, не дав ей договорить. — Гибель Сабурова я в расчет не беру, это особый случай.
Мария стушевалась. Определенно, майор читал ее мысли.
— Но… Они могли расчленить тело. Могли сжечь.
— Точно, — кивнул майор. — Или съесть. Тоже неплохой способ.
Мария поморщилась.
— Майор, вам обязательно вести себя так?
— А вам обязательно было вызывать меня из-за всякой чепухи? Я допускаю, что вы не причастны к заснятому балагану, но данный факт ничего не меняет. — Он поднял руку и посмотрел на часы. — Знаете, где я сейчас должен быть?
Варламова молчала.
— Я должен быть в ста тридцати километрах от Москвы, — ответил Самарин на свой вопрос. — На даче моего школьного друга Вани Копылова. Шашлыки, коньяк, водка, жаренные на углях овощи… — Он чуть прищурил неподвижные глаза. — Мария Степановна, вы любите жаренные на углях баклажаны?
— Нет, — буркнула в ответ та.
— А я обожаю.
Они помолчали. Мария поняла, что следующее слово должно быть за ней, и желательно, чтобы это слово не было слишком глупым или необоснованным, иначе майор ее в порошок сотрет. И тогда она сказала:
— Когда вы говорили об убийствах и исчезновениях, вы имели в виду не только обычных людей, но и бродяг?
При упоминании о бродягах по лицу Самарина пробежала легкая тень. Что не укрылось от глаз Марии.
— Что такое? — насторожилась она. — Вы от меня что-то скрываете?
Замешательство майора продлилось на пару секунд дольше, чем нужно.
— Мария Степановна, — медленно начал он, — я в отличие от большинства моих коллег отношусь к вам с уважением. Но…
— Вы не ответили на мой вопрос.
Самарин вмял в пепельницу докуренную до фильтра сигарету и поднялся со стула.
— В следующий раз, когда будете звонить мне, обдумайте свое намерение хорошенько, — отчетливо проговорил следователь.
— Боюсь, что следующего раза не будет, — в том же тоне ответила ему Варламова.
— Что ж, ваше решение, — изрек Самарин.
Напялил на голову кепку, повернулся и зашагал к двери.
3
После ухода майора Варламовой пришлось выпить пару бокалов вина, чтобы вновь обрести контроль над своими телом и над своей душой.
На душе у нее было погано. Мария вдруг вспомнила одного врача. Встреча с ним произошла после того, как она попыталась свести счеты с жизнью.
Доктор Иевлев просто лучился жизнерадостностью и жизнелюбием. Однако, глядя на него, Мария думала, что если когда-нибудь дьявол вздумает напялить на себя медицинский халат, то выглядеть он будет именно так.
Осмотрев рану на запястье Марии, доктор Иевлев улыбнулся и небрежно проговорил:
— Ну, это не страшно. Я быстро вас починю и поставлю на ноги.