Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что пришлось всем «паломникам» в семь утра переться на службу. Вопреки ожиданиям, народу не было почти никого, разве пара бабок да пара заезжих монахов. Узбекские рабочие от посещения служб освобождались как мусульмане. Впрочем, Ян, а глядя на него, и Саша легко настроились на нужную волну. Единственное – Ян напрягался при осенении себя крестным знамением, ведь католики крестятся наоборот: там, где у православных идёт движение направо, у католиков – налево, на сердце. Как шутили программисты, опять «кодировка не совпадает». Ошибаться не следовало – всякий раз, когда Ян ошибался в православном храме, его грубо облаивали. Тем не менее, памятуя о том, что «Бог один, только провайдеры разные», он вполне сумел «с сокрушённым сердцем» покаяться в прегрешениях и испросить у Господа сил, чтобы стать совершеннее и идти к Нему своей дорогой. Так что служба в целом удалась.
Тем временем слух о паломниках сработал и в минус для экспедиторов. Во время завтрака, куда их любезно пригласил настоятель, начали выясняться безрадостные подробности. Хозяин джипа, который теперь с сокрушённым рылом лежал в районной больнице и, в отличие от Яна, пути к Господу не искал, был бандитом – представителем местной организованной преступной группы, имевшей очень сильные позиции. Сила позиций обеспечивалась за счёт крепких коррупционных связей с местными властями – как с мэром города, так и с оборотнями в погонах из ОВД. В результате бандиты были уверены в своей безнаказанности, а коренное население чувствовало себя неуютно. Например, бандиты изнасиловали молодую девушку, в милиции брать от неё заявление отказались, через некоторое время девушку и вовсе зарезали – видимо, в наказание за попытку заявление подать. Но виновных так и не нашли. И таких случаев – полно. Обо всём этом настоятель подробно рассказал «паломникам». Он не любил кавказских бандитов. В отличие от русской братвы, жертвовавшей церкви определённую сумму после каждого удачного «дела», эти ничего не давали, а однажды даже проломили голову отцу Николаю – просто так, без особой причины. Он проходил мимо летнего бара, где они бухали, и, с их точки зрения, неправильно на них посмотрел. Милиция и в этом случае ничем не помогла.
Привыкшие чувствовать себя хозяевами посёлка, бандиты крайне возмутились тем, что им дали отпор, и теперь охотились за Ящуром. Впрочем, за безопасность остальных «паломников» поручиться тоже никто не взялся бы. Настоятель оценивал ситуацию как весьма серьёзную. К его чести, он не стал выгонять гостей с подворья, но рекомендовал им серьёзно задуматься о своей безопасности и, по крайней мере, не оставаться подолгу на одном месте, а лучше всего – запутать след, отъехав в леса.
Отъезд в леса и так входил в планы экспедиторов, ведь они собирались искать обломки метеорита, и лучше – без лишних расспросов. Ведьмина внучка, конечно, рассказала, где его найти, но сориентироваться в незнакомой местности по устному рассказу – задача не из лёгких.
Отвезти их вызывался найденный настоятелем Олег Гребцов – субтильного сложения парень лет тридцати пяти, с рыжеватыми волосами, подстриженными почти под горшок, и серыми осмысленными глазами. Олег работал водителем машины медицинской службы и в основном развозил по деревням и посёлкам медикаменты и другие принадлежности для местных медпунктов. Он имел возможность достаточно свободно распоряжаться служебным уазиком и потому с удовольствием откликнулся на предложение батюшки немного подкалымить.
Если не принимать в расчёт местных представителей вертикали власти, Олег был одним из немногих жителей района, побывавших за границей. Более того, в отличие от остальных, которые ездили исключительно в Египет, ну максимум – в Турцию, он побывал в Греции. В Греции ему понравилось, там он увидел много интересного, но наибольшее впечатление на него произвели оливковые деревья. По возвращении домой он много рассказывал про эту страну, но, с чего бы ни начинались его рассказы, в конечном итоге он всегда соскальзывал на оливковую тему – как растут оливы, когда созревают и как из них готовят масло. Тем самым скоро он заработал кличку Олива. При этом, с подачи некоторых завистливых слушателей, к этой кличке приклеилась созвучная переделка его фамилии, и его стали звать Олива Туйцов. Самого Олега такая кличка немного смущала, однако по своему природному добродушию он не слишком обижался на товарищей.
Отвезти группу паломников к первой точке их экспедиции Олива согласился не только потому, что скромная по московским меркам оплата являлась весьма щедрой по меркам карельским. Это был хороший повод не ходить на день рождения его старшей сестры, который, по совпадению, отмечался как раз в тот день.
Сестру Олива любил, но его доставал её муж – Иван Петрович Сидоров, учитель химии одной из гимназий. Впрочем, будучи мизантропом, он доставал не только его, но и жену, да и вообще всех, с кем общался. Особенно он ненавидел детей, и дети в гимназии отвечали ему взаимностью. Сестра Оливы с радостью разошлась бы с ним, но вариантов найти другого мужика у неё было не густо, а остаться одна боялась, поэтому приходилось терпеть мужа с таким въедливым, вредным и стервозным характером. Оливу же он и вовсе выбрал как объект для издевательств, чувствуя его беззащитность. При каждой их встрече толстый Иван Петрович, чем-то похожий на Троекурова из пушкинского «Дубровского», разваливался в кресле, закуривал и, поглаживая свободной рукой начинавшую седеть бакенбардину, принимался критиковать Оливу. Вначале он критиковал его за необразованность, но Олива стал читать книжки, спрашивать у Ивана Петровича совета и обсуждать прочитанное. Тогда Иван Петрович принялся критиковать его внешний вид – дескать, начитанный человек, а одеваешься как чмо. Оливе пришлось обновить свой гардероб. Потом настал черёд критики за безбожие – Иван Петрович не обнаружил Оливу на праздничной всенощной службе и тут уж вовсе взбесился. В чём только он Оливу не обвинял – кричал, что неправославный человек не может быть русским, что, отвергая церковь, он отвергает русскую духовность, а значит – и родину, что скрупулёзное соблюдение всех обрядов есть первейшая обязанность христианина и т. п. Олива пытался оправдываться – ведь церковь он не отвергал,