Совершенно машинально Надежда переделала все утренниенеобходимые дела. Мысли ее были заняты таинственным путем, который прочертилубийца, теперь, при свете дня, она верила, что все так и есть, что она неошибается, что не может быть такого совпадения, что все убийства были задуманызаранее. Однако если убийца никакой не сумасшедший, то она тем более. Идтиодной на поиски никак нельзя. С другой стороны, как бы поздно ни было, акапитан Черенков если и узнал что-то в городе, то к ней теперь и на пушечныйвыстрел не подойдет, Люську побоится.

Надежда в сердцах помянула Люську недобрым словом, в ответшевельнулась кружевная занавеска в Люськином окошке, да вот и сама онасобственной персоной явилась на крыльце, позевывая и затягивая поясок халата.Как видно, Николай сумел все же убедить Люську в полной своей лояльности еслине словом, то делом, и теперь она была в хорошем настроении и не хотелапоминать старое.

– Привет, Надя! – как ни в чем не бывало помахаларукой Люська. – С хорошей тебя погодой!

Надежда была озабоченная, злая и невыспавшаяся, поэтомусочла уместным не ответить на игривое приветствие Люськи. Та постояла накрыльце, потом направилась к колонке умываться. Колонка была у них общая со старухой,и качать ее приходилось вручную, что, конечно, было очень неудобно. Одномучеловеку, твердо державшемуся на ногах и имеющему две здоровые руки, и то этобыло трудновато – пока качаешь, вода идет, а как только бежишь умываться – водатут же кончается. А у Люськи ведь одна рука к тому же была занята костылем.

С неприкрытым злорадством Надежда наблюдала, как Люськаметалась между рычагом и краном.

«Пускай тебе твой Николай воду качает, – подумалаона, – больше он ни на что не способен».

Последние слова были заведомой неправдой, но, как ужеговорилось, Надежда встала сегодня не с той ноги, и суждения ее были не совсемсправедливы.

От увлекательного зрелища ее отвлек лай Найды из-за забора.Дед Семен был сегодня настолько любезен, что махнул рукой и даже улыбнулсящербатым ртом.

Это придало Надежде смелости, она рванулась за калитку.Найда тут же подбежала, встала лапами ей на плечи, отчего Надежда присела иоперлась на забор, а собака все пыталась достать языком ее лицо.

– Найда, фу! Ну что ты будешь делать! – сокрушалсядед Семен. – Ну совсем стыд потеряла, как будто щенок несмышленый!

– Семен Степанович, вы собаке своей доверяете? –спросила Надежда, решившись. – Как по-вашему, хороший я человек?

– Ну, если по Найде судить, то лучше тебя нету. –Дед даже рассмеялся.

– Так если я про смерть сына вашего спрошу, выповерите, что не из пустого любопытства интересуюсь? – с ходу бухнулаНадежда.

Семен отшатнулся как от ожога, сжал зубы, потом встретилтвердый взгляд Надежды.

– Зачем тебе это?

– А вот зачем. – Она протянула ему листок, где содной стороны в столбик были выписаны фамилии жертв, а с другой стороны –географические названия.

– Чегой-то… – Дед прищурился. – Сама читай, ябез очков…

Надежда оглянулась на Люську, которая, сгорая от любопытства,тянула шею из-за забора, увлекла соседа подальше и вполголоса прочитала емусодержимое своей бумажки.

Старик быстро уразумел суть, но после этого долго думал.Присмиревшая Найда жалась к его ногам.

– Проводите меня туда! – взмолиласьНадежда. – Там, на месте, все поймем! Знаю ведь, что не просто так вы полесу ходите, не потащили бы собаку в старые доты, если бы нужды не было!

Дед Семен блеснул глазами.

– Идем! – решительно сказал он. – Собирайся,а я ружье возьму!

– Надь, ты куда это? – вскинулась во дворе Люська.

– Отвали! – Надежда решительно отодвинула ее всторону.

– Клавочка, одевайся теплее, – сказала с крыльцастаруха, – в лесу сыро…

С самого детства он чувствовал в себе что-то особенное.Чувствовал, что он – не такой, как все остальные. Его одноклассники дрались напеременках, курили под лестницей, играли в футбол на школьном дворе, а онприслушивался к голосам, которые нашептывали ему, что перед ним –необыкновенная, особенная судьба, что его ждет высокая цель… вот толькопостоянные головные боли мучили его все сильнее и сильнее. Но он верил, что это– тоже признак его особенности. Он читал, что многие великие люди страдалитакими же головными болями и даже эпилептическими припадками.

Одноклассники замечали его странности и несколько разколотили после уроков. Однако он умел дать сдачи. Во время драки он приходил вкакое-то особенное состояние – не чувствуя боли, не различая перед собой лиц,молотил кулаками все, что оказывалось на его пути…

Его стали бояться, бояться и избегать.

Это его вполне устраивало – люди ему не нравились. Он нелюбил их и презирал за мелочную суетливость. Они сновали вокруг него, какмуравьи вокруг разоренного муравейника, гнались за ничтожными благами, лгали иизворачивались.

Женщины его никогда не интересовали, мужчин он ненавидел.

Обществу людей он предпочитал книги – особенно исторические.Особенно книги о выдающихся полководцах, правителях и других людях великойсудьбы. К историческим книгам приучила его учительница Аглая Васильевна, апотом уж он сам пропадал в читалке знаменитой Выборгской библиотеки.

Эта библиотека, построенная до войны всемирно известнымфинским архитектором Алваром Аалто, самой своей строгой, лаконичной красотойуспокаивала его, внушала уверенность в своей избранности, своем особом предназначении.

Однако головные боли становились все сильнее и сильнее…

В армию его не призвали по состоянию здоровья. Поступить винститут он не смог – во время подготовки к экзаменам боли становились простоневыносимыми, и пришлось отложить учебники.

Однако его легко приняли в библиотечный техникум. Конкурсатам почти не было, а мужчин на курсе можно было вообще пересчитать по пальцам.

И он понял, что это – судьба.

Окончив техникум, он устроился на работу в ту самуюВыборгскую библиотеку.

Он не любил работать на абонементе, потому что там нужнобыло общаться с людьми, разговаривать с ними, отвечать на глупейшие вопросы.Гораздо больше ему нравилось книгохранилище. Ему нравились царящие там покой итишина, запах старой бумаги, пыли и типографской краски. Он наводил тампорядок, возился с картотеками и каталогами, подклеивал и чинил поврежденныепереплеты и читал, читал…

И вот в один прекрасный день – действительно прекрасныйдень, изменивший всю его судьбу, – он прочел небольшую довоенную брошюру,напечатанную в Хельсинки по-русски.

Из нее он узнал о путешествии Карла Маннергейма вЦентральную Азию и Китай и о том удивительном предмете, который будущийпрезидент Финляндской республики получил в подарок от далай-ламы.