– Сомневаюсь, но допустим. Вы хотели узнать, почему я подчёркнуто хорошо отношусь к католикам, позиционируя себя как православного монарха. Вы узнали. Мне выгодно устранение раскола и слияние христианства обратно в единое целое. Пусть и в перспективе. И мне выгодно, и Империи. И я буду работать в этом направлении. И было бы очень неплохо, если бы Святой Престол вылез из коротких штанишек региональной италийской церквушки и помог мне в этом деле. Это всё, что вы хотели узнать?

– Да, Ваше Императорское Величество, – почтительно поклонился легат.

– Ступайте. И помните о голове. Ваш язык вполне может вам её отрезать. Но что поделать, работа такая…

К середине мая германское наступление окончательно выдохлось. Австро-венгерское сдулось ещё раньше. Это не значит, что «австрияки» старались меньше и хуже немцев. Нет. Ничуть. Просто у них оказался очень неудачный и сложный театр боевых действий. Слишком быстрое падение крепости Перемышль привело к тому, что единственный коридор, где они могли проводить нормальное наступление, оказался перекрыт русской артиллерией. С гор же пытаться выходить и атаковать своих противников сколь-либо значимыми силами технически невозможно. Там просто негде развернуться, то есть провести развёртывание в боевые порядки сил крупнее полка. Но много ли навоюешь полком лёгкой пехоты в сложившейся ситуации? А тяжёлой у австрийцев, как и у немцев, не имелось. Готовились ведь они к совсем другой войне.

Немцы же «долбились лбом» в оборону русских очень упорно и методично, своевременно проводя смену наступающих частей. Несли большие потери, но продолжали давить, стремясь занять стратегически выгодную позицию. Такую, чтобы Центральный фронт был вынужден отойти из междуречья Варты и Одера, опасаясь окружения. Небольшая, но победа. После чего можно и переговоры начинать. Во всяком случае, именно так и полагали в Генеральном штабе Германской Империи. Но не осилили. Буквально десятка километров не осилили до выхода на опасную для Центрального фронта отметку. Да, отдельный Лейб-гвардии корпус поддавался и отходил, следуя принципу эластичной обороны. Но поддавался не просто так. И отходил, нанося обширные потери противнику, изматывая его, изнуряя. Тем более что он теперь был не один, подпираясь с каждым днём всё большим количеством полков и дивизий. Сначала подходили войска, выведенные с других участков для спасения положения, а потом и части Имперского резерва. Далеко не такие славные в своей выучке, организации и вооружении, как этот корпус, но всё равно – на голову превосходящие германские мобилизационные войска.

Фронт стабилизировался.

Германия взяла паузу, продолжив концентрировать в Западной Пруссии свои войска. Плюс – перебрасывать сюда союзные части из Австро-Венгрии. Той объективно требовалось только держать фронт. В сложившейся ситуации она просто не могла проводить наступление. А ресурсы были. Так почему бы не задействовать их там, где это важнее?

В Берлине полагали, что, выждав недели две-три, может быть, четыре, они продолжат наступление, накопив достаточно ресурсов в регионе. Да, русские укрепятся. Но по задумке Генерального штаба, австрийские войска постараются форсировать Варту и попытаются охватить фланг русского Центрального фронта с севера. Плюс – смогут теперь наступать на среднем течении Вислы, отвлекая на себя русских. Главное – не тянуть слишком уж долго. Потому что время работало против Германии. И они старались. Старались на пределе своих возможностей.

Русские дирижабли, конечно, летали и много чего видели, но авиационных ударов по мостам через нижнее течение Одера почему-то не наносили. В Берлине этого не понимали, гадая. Довольно быстро они объяснили это тем, что немцам удалось поставить эрзац-зенитные установки из старых морских трёхдюймовок Канэ, смонтированных на стационарных лафетах, переделанных из обычных тумбовых установок с сильно увеличенным углом возвышения. Причём много таких поставили. Буквально утыкав ими всё вокруг мостов. И эти зенитки постреливали, когда дирижабли подлетали слишком близко. И явно доставали. Вот, по мнению немцев, русские и не рисковали соваться. Хотя оставалась ещё ночь, но Генеральный штаб Германской Империи вполне удовлетворился этим объяснением и не морочил себе голову всякими странностями. И без того дел хватало.

И вот 22 мая 1914 года совершенно неожиданно для германского командования русские перешли в наступление. Формально – контрнаступление. Но не суть. Началось всё ранним утром там, где немцы и ожидали – в районе Данцига. Это было слишком очевидно. Вскрытие обороны возле Данцига и удар во фланг основной наступающей группировки выглядели достаточно опасно. Поэтому немцы накопали на этом направлении траншей и разнесли оборону в глубину на много километров.

Почему немцы готовились к наступлению тут? Не секрет. Доминирующее положение Балтийского флота с его тяжёлыми мониторами и эсминцами давало очень сильную и крайне манёвренную огневую поддержку. При таком огневом превосходстве удержать прибрежную полосу нереально. Поэтому они планировали её сдать с боем, а потом парировать наступление русских фланговыми контратаками.

Россия не подвела своего партнёра по этому геополитическому спаррингу. Она атаковала там, где и ждали. И выступила от души, подключив практически все силы флота, исключая линкоры. Чтобы шуму побольше. Пехота же продвигалась на редкость осторожно. Чуть что – сразу «звонок другу», и по выявленным позициям или огневым точкам прилетала «горсть» снарядов от морячков. А потом, как немного углубились, подтянулась железнодорожная артиллерия, сменившая на этом поприще своих мореходных коллег.

Ранним утром 22 мая фронт проходит в 20–25 километрах от Данцига. К исходу 24 мая – уже в 80, а местами и в 120. Нависание над флангом германской группировки стало очень серьёзным, и на этот плацдарм втянулась целая армия Имперской гвардии, подкреплённая пятью дивизиями Имперского резерва. Мощный кулак.

Однако чем дальше, тем хуже шло продвижение.

Сначала из работы выключились корабли, когда войска вышли из зоны действия их артиллерии. А потом внезапно выяснилось, что такой чудовищный расход боеприпасов для железнодорожных батарей – то ещё испытание. Точнее, не для них, а для снабжения. Произошёл логистический разрыв. Снаряды-то были, но где-то там, а не у орудий. Плюс немцы начинали сопротивляться всё более остервенело, стягивая к направлению удара все доступные резервы. Всё, что было под рукой.

Тут-то и наступило 26 мая…

Через среднее и нижнее течение Одера у немцев железнодорожные мосты были только в районе Кюстрина и Штеттина. И всё. В первых числах апреля их взорвали русские диверсанты. Немцы их кое-как отремонтировали. Спешно. И теперь по этим мостам эшелоны шли практически непрерывно…

В районе часа ночи 26 мая чуть выше по течению Варты, нежели лежал город Кюстрин, к берегу подъехало несколько паровых тракторов с «караваном» прицепов. Паровые трактора ведь, в отличие от своих ДВС‐собратьев, довольно тихие. И бойцы двух понтонных рот занялись своим делом.

Они снимали с прицепов блоки-лодки лёгкого понтонного моста и, оттаскивая их к реке, собирали воедино. Никаких гвоздей. Всё крепилось на болтах и гайках с «барашками». То есть без какого-либо инструмента вообще. Сначала понтоны собирались в гирлянду вдоль одного берега. Потом тот конец, что находился выше по течению, на надувных лодках заводили к другому берегу. И крепили кольями на растяжках. Их требовалось забивать. Но они были стальными, очень остро заточенными и забивались резиновыми киянками, чтобы звук по округе не разносился.