– Да-да, конечно. Особенно после измены Франции. Тоже католиков, к слову. Не их ли на самом деле опасается папа?

– Измены? – наигранно удивился легат.

– Ой, оставьте, – махнул рукой Император. – Мы здесь беседуем приватно и можем говорить прямо. Франция предала условия союзного договора. Впрочем, Россия на это и не рассчитывала. Поведение Франции что в 1888–1889 годах, что во время Русско-Японской войны было слишком показательно, чтобы кто-либо в здравом уме мог ей доверять. Демократия слишком продажна и ветрена. Боюсь, что в 1793 году французы отрубили собственную голову и теперь вместо неё там кочан капусты.

– Республика – их выбор.

– Права и свободы одного человека заканчиваются там, где начинаются права и свободы другого человека. Это их выбор. Но ровно до того момента, как он пересекается с моим. И мне было бы всё равно, каким именно образом они кидаются головой в навоз, если бы мне с ними не пришлось вести дела. И я расстроен. СИЛЬНО расстроен.

– К сожалению, Святой Престол не может повлиять на французов.

– И нашим, и вашим – всем спляшем? – усмехнулся Николай Александрович. – Боюсь, что выбирать сторону Святому Престолу всё же придётся.

– Сторону? Святой Престол, безо всякого сомнения, давно и прочно выбрал сторону Всевышнего, верно служа ему.

– Что не мешало ему вмешиваться в дела европейских держав, не так ли?

– Духовные дела.

– И политические, и экономические. А местами и провоцировать кровопролитные войны. Вас не смущает, что в основе чудовищных по своим злодеяниям религиозных войн в Европе лежат дела Святого Престола?

– Это всё в прошлом.

– Серьёзно? Тогда почему Рим не осуждает поступок Франции сейчас?

– Я не готов этот вопрос обсуждать сейчас, – осторожно отметил легат.

– Друг мой, а что вы готовы обсуждать? Вы выполняете задания французской разведки или всё же придерживаетесь интересов Святого Престола? Хотя это не так уж и важно. В России много католиков. А будет ещё больше. И мне важно, чтобы с религиозной точки зрения у них всё было хорошо.

– Это Святой Престол и смущает. Это невероятно приятно, но… Вы всячески показывали, что являетесь православным государем.

– Христианским.

– Что христианским?

– Я показывал, что являюсь христианским государем, для которого все эти распри мужиков в рясах, – с некоторым пренебрежением выделил этот эпитет Николай, – не имеют никакой ценности.

– Вы хотите унии? – оживился легат, проигнорировав выпад.

– Я хочу Империю. Настоящую Империю, а не все эти варварские поделки диких вождей.

– Я не вполне понимаю вас.

– А я вас. Что вы подразумеваете под словом «уния»? Признание руководящей роли папы православными? Но ведь Исидоровы декреталии[99] – подделка. Причём грубая. И это давно известно. На основании чего будет постулироваться его превосходство? Или католики готовы признать превосходство Вселенского Патриарха? Судя по вашему лицу, я рискну предположить, что нет. Тогда что же? Что вы подразумеваете под унией?

– Католиков больше… – несколько неуверенно произнёс легат.

– Это поправимое дело. В восточных патриархиях Пентархии тоже было много верующих. И денег было много. Но ровно до того момента, как исламские халифы не начали свои завоевания. За несколько десятилетий ситуация изменилась кардинально. И стоявшая в запустении и разорении из-за варварских набегов германцев Римская патриархия оказалась самой могущественной. Что мешает случиться аналогичному несчастью с ней?

– Вы… – начал было говорить легат, но замолчал, недовольно поджав губы.

– Я бы мог сказать, что угрожаю. Но нет. Не вижу в этом никакого смысла. Просто констатирую факт: неисповедимы пути Всевышнего. Святой Престол за историю своего существования не раз и не два делал всякие мерзости, а потому может быть наказан так же, как восточные патриархаты… Они слишком увлеклись чёрт-те чем. В своё время. Сейчас же пребывают в ничтожестве, так ничего и не осознав.

– Я передам ваши слова, – после долгой паузы произнёс легат.

– Передайте. А ещё вот это. – Достав из кармана золотую монету, Император кинул её легату, и тот на удивление ловко поймал её. Николай постоянно с собой таскал такие безделушки, обожая тискать золотой в руках во время размышлений. И, пользуясь положением, предпочитал использовать действительно редкие и ценные монеты. И то, что именно сегодня у него в кармане оказался золотой Октавиана Августа, – чистая случайность. Но раз оказался, почему на ней не сыграть?

– Что это? Это ведь монета Древнего Рима.

– Империи.

– И что это значит?

– Время собирать камни, друг мой, настало. И у каждого камня пока ещё есть выбор, куда ему ложиться. Кто-то станет основой стены, кто-то крыши, а из каких-то камней выложат сток клоаки.

Легат помолчал, остро глядя на Императора.

– Не хотите ничего спросить?

– Боюсь, что этот разговор зашёл слишком далеко… намного дальше моих компетенций.

– Тогда пригласите папу. Уверен, его компетенции будет достаточно. Или вы служите не ему?

– Я… – попытался было оправдаться легат, но был остановлен жестом Императора.

– Если вы передадите наш разговор кому-нибудь во Франции или тем более Великобритании – вам отрежут голову, – мягко улыбнувшись, произнёс Николай. – Я не пугаю и не угрожаю. Просто констатирую. Святой Престол не нуждается в людях, служащих местечковым интересам.

– Это не вам решать! – вскинулся легат.

– Если я могу приказать отрезать вам голову и это исполнят, то почему не мне? – максимально вежливым тоном осведомился Император. – У меня есть власть, и я могу её применить. Вы считаете, что этого недостаточно? Ну? Что же вы молчите?

– Меня будут спрашивать… – тихо произнёс побледневший легат.

– Безусловно. И молчание будет выглядеть глупо. Скажите, что я сильно нервничал и злился насчёт позиции Франции. Это близко к правде и ожидаемо. Относительно моего желания пообщаться приватно с папой говорить не нужно. И вообще – дела церкви мы не обсуждали. Эмоции. Одни лишь эмоции.