сердце синьора Манцони было уже вовсе не такое благородное.

———

Мэтр Миньяр стоял на углу и, макая малярную кисть в ведерко, намазывал клеем забор. Мадемуазель Розали, закутанная в плащ, обеими руками прикладывала к забору афишу и хлопала розовой ладонью по ее краям. Мальчишки стояли кучкой и читали по складам:

«Сегодня в доме купца Гинца знаменитый дрессировщик мэтр Миньяр покажет своих ученых мышей. И как мыши танцуют, стреляют из пушек и качаются на качелях. Там же мадемуазель Розали Намора будет ходить по канату на высоте шести футов над землей и прыгнет в бумажный обруч с пирамидой из тридцати трех рюмок на голове».

— А, синьоры! — радостно крикнул мэтр Миньяр. — Где вы гуляли? Приходите к нам на представление. А почему синьор Паскуале такой грустный? Случилось что-нибудь?

Паскуале отвернулся и заплакал.

— Синьор Манцони нас не принял! — выпалил я и почувствовал, что краснею.

Мэтр Миньяр не спросил ни слова больше. Он бросил кисть в ведро и хлопнул Паскуале по плечу.

— Ну, ну… не надо грустить, мой мальчик, побольше бодрости!

Паскуале прижался головой к забору и рыдал, кусая свой длинный рукав.

Мадемуазель Розали чирикнула, как птица, всплеснула руками и, оторвав голову Паскуале от забора, крепко прижала Паскуале к себе. Она закрывала его плащом от глазевших мальчишек, гладила его по волосам и говорила что-то ласковое. Паскуале перестал плакать.

— Надо смеяться, мальчик… Кто смеется, тому легче живется… — сказала она, смешно коверкая итальянский язык, и Паскуале засмеялся.

Тридцать три рюмки

Дом купца Гинца был просто-напросто сараем. На его земляном полу стояли длинные скамейки. Протянутая бечевка отделяла сцену от зрительного зала. По углам шныряли крысы.

Мы помогли мэтру ввинтить стальные кольца в стены и натянуть между ними канат на высоте шести футов над землею. Потом я влез на стремянку и ввинтил такое же кольцо в поперечную балку крыши. Мы продернули в нее веревку с привязанным к ней бумажным обручем и подтянули обруч к потолку. По сторонам сцены мы повесили две малиновые занавески и зажгли масляные лампы.

Народу собралось немного — пять-шесть бюргеров, приведших за руку своих толстощеких ребят, да компания веселых подмастерьев и молоденьких работниц. Зато уличные ребятишки толпой заглядывали в дверь и, верно, мечтали пролезть в сарай зайцами.

— Впусти их, Жозеф, — шепнул мне мэтр Миньяр. — Мадемуазель Розали не любит представлять перед пустыми скамейками… — Таинственно подмигнув, он позвал Паскуале и проковылял за малиновую занавеску.

Я распахнул дверь. Шумная орава ребят хлынула в сарай, рассаживаясь на пустых скамейках. Я запер дверь на щеколду. Паскуале позвонил в колокольчик, и на сцену вышел мэтр. Короткий плащ из малинового бархата топорщился на его спине. Спереди из-под черного кафтана виднелся голубой атласный камзол. На его левой ноге лоснился белый чулок и блестела туфля с пряжкой. Если бы не деревяжка вместо другой ноги, чеканившая его шаги деревянным стуком, я бы не узнал мэтра в таком великолепном обличье.

Он раскланялся, прижимая руки к сердцу, и поставил на большой стол клетку с мышами. Потом он положил перед клеткой шесть красных кубиков, открыл дверцу и пискнул, смешно сложив губы.

Тотчас же шесть белых мышек выбежали из клетки и расселись на кубиках. Мэтр поднял серебряную дудочку, — мыши встали на задние лапки и уморительно поклонились. Мэтр поднес дудочку к губам и засвистал мелодию, — мышки попарно закружились по столу, будто танцовали. Потом из клетки вышли еще четыре мышки с блестящими касками на головах. Они несли маленькие ружья на плечах и маршировали по столу, как солдаты.

Ребятишки кричали от восторга. Мэтр снял с мышек ружья, поставил на стол две маленькие зеленые пушки и скомандовал:

— Артиллерия, пли!

Мышки попарно бросились к пушкам, дернули какие-то веревочки, и над столом сразу хлопнули два выстрела с огнем и дымом.

— Еще, еще! — кричали ребята.

Мэтр опять зарядил пушки, и опять стреляли маленькие хвостатые артиллеристы. Они уже не отходили от своих пушек и, смешно шевеля мордочками, глодали сало, привязанное к веревочкам, пока две мышки в голубых юбочках и бумажных шляпках качались на маленьких качелях.

Потом все двенадцать мышек взяли в зубы цветные флажки, влезли друг другу на спины и сделали пирамиду. На верхушке ее сидел самый маленький мышонок с трехцветным флажком в зубах.

Под рукоплескания зрителей мэтр унес клетку. Паскуале убрал стол. Потом мэтр вышел со скрипкой и заиграл медленный вальс. Справа шевельнулась малиновая занавеска, а из-за нее на высоте шести футов выступила белая туфелька. Мадемуазель Розали плавно заскользила по канату, помахивая флажками, розовым и зеленым. Все затаили дыхание. Ее легкая светлая фигура двигалась в воздухе между землей и потолком. Позади темнела глубь сарая.

Мэтр заиграл быстрее. Мадемуазель Розали с безмятежной улыбкой на губах чаще замахала флажками. Еще бешенее заиграла скрипка, и вдруг мадемуазель Розали исчезла с наших глаз. Вместо нее, по канату плыло радужное облако. Она так быстро махала флажками вокруг себя, что ее не стало видно. Только ноги в белых чулках упруго ступали по канату.

Радужное облако скрылось за портьерой, и через миг мадемуазель Розали выбежала на земляной пол сцены и поклонилась, одной рукой придерживая газовое платье, а другой посылая поцелуи.

— Теперь опасный номер! — сказал мэтр Миньяр. — Прошу вас, медам и месье, сидите тихо!

Все насторожились. Мадемуазель Розали шла по канату, балансируя руками. На ее черной голове лежала узкая дощечка, а над дощечкой высилась пирамида из тридцати трех рюмок. Было тихо, только поскрипывал канат. Рюмки, отражая ламповые огни, метали хрустальные искры. Мадемуазель Розали дошла до конца каната и повернула обратно. Мэтр Миньяр стал медленно спускать с потолка бумажный обруч. Когда мадемуазель Розали дойдет до середины каната, обруч станет прямо перед ней. Сквозь него она должна прыгнуть…

Вдруг громкий стук раздался в дверях сарая. Я опрометью бросился к дверям. Кто-то колотил сапогом в нижнюю доску и кричал:

— Отвори! Именем закона — отвори!

— Тише! Сейчас опасный номер! — шепнул я, поднимая щеколду.

Рослый полицейский дал мне по подбородку и шатаясь протопал в узкий проход между скамьями. Он был вдребезги пьян.

— Где они, бродяги? Я им покажу! Без разрешения… Вот я вас!.. — кричал он.

На высоте шести футов над землею перед бумажным обручем стояла мадемуазель Розали, мелко шевеля простертыми в стороны