Парадокс всей этой шумихи состоял в том, что многие репортеры, которые писали о Сухаре, почти ничего не знали о лошадях и о скачках. В Калифорнии, как и во многих других местах, только-только появились первые тотализаторы, и пока еще не было опытных журналистов, квалифицированно освещающих скачки. Чаще всего их комментировали полнейшие дилетанты, пишущие совсем в других областях. Но популярность Сухаря была настолько всеобъемлющей, что о нем писали и репортеры изданий, которые не имели никакого отношения к спорту. Многие газетчики совершенно не знали специфики тренировок, а некоторые были настолько далеки от конного спорта, что высасывали из пальца совсем уж невероятные истории. Так, один корреспондент написал, что перед каждыми скачками Том Смит поит Сухаря двумя квартами пива «Голден Род». И якобы, если конь не получает пиво, «он начинает тихонько ржать и приплясывать, показывая свое неудовольствие»{253}. Но что еще хуже, среди журналистов появилась целая куча конспирологов. Скачки только недавно пережили эру коррупции, и, хотя теперь случаи нечистой игры были крайне редки, репортеры по-прежнему относились ко всем связанным с этим спортом людям с подозрением, с легкостью и напускным цинизмом подхватывая слухи о незаконных махинациях.

Столкните нелюдимого, привыкшего к уединению тренера с назойливыми, обычно несведущими и часто подозрительными представителями прессы, и вы получите взрывоопасную смесь. Смит считал газетчиков паразитами. И чтобы избавиться от них, он возвел обструкцию в ранг искусства. Первой линией обороны стала хмурая немногословность{254}. Как-то, когда его попросили подробно описать Сухаря, он ответил: «Это – лошадь». И ушел{255}. Это было его типичной тактикой – он уходил от репортеров еще до того, как они успевали закончить свой вопрос. В другой раз он мог больше трех минут молча смотреть прямо на репортера с отсутствующим выражением лица. «Том Смит, – разочарованно писали газетчики, – отнюдь не отличается красноречием{256}. Десять слов подряд будет для него личным рекордом». Говорить со Смитом, вспоминал один из наездников, «все равно что со столбом». А агент его конюшни, Сонни Гринберг, сравнивал его с мумией. Самые сообразительные научились помалкивать и ждать, пока Смит сам начнет разговор, что с ним иногда случалось. А те, кто пытался его «клюнуть», получали в ответ только грубость.

Смит изо всех сил старался проводить тренировки Сухаря без посторонних. Чтобы успокоить репортеров, Сухарь появлялся на треке в те часы, когда там было больше всего посетителей, но лишь на легкую пробежку. Во второй половине дня, когда репортеры были заняты на скачках, он украдкой выводил коня на настоящие тренировки на учебную дорожку или на другой трек{257}. А если кто-то стоял и наблюдал за тренировкой, Смит делал все, чтобы невольный свидетель не увидел ничего интересного. Однажды какой-то человек подошел к ограждению и вытащил хронометр, чтобы зафиксировать время, которое показывал Сухарь. Смит попросил дать ему на время часы и продержал их до тех пор, пока Сухарь скакал дистанцию. Потом удалил показания и вернул хронометр владельцу. «Ну и как идет?» – спросил зритель. «По мне так нормально – кажется, хороший хронометр», – ответил Смит. «Я не про часы, – отмахнулся мужчина. – Как Сухарь? Как быстро он прошел дистанцию?» – «Понятия не имею»{258}.

Такие секретные тренировки преследовали сразу несколько целей. Во-первых, они должны были скрыть отличную физическую форму лошади от судей, назначающих весовую нагрузку. Во-вторых, благодаря необычным методам, которые разработал Смит, они помогали держать Сухаря в «боевой готовности». Сухарь был склонен к избыточному весу гораздо больше, чем все остальные лошади, с которыми когда-либо работал Смит. При этом тренер считал, что самый быстрый способ испортить лошадь – это слишком переутомлять ее. И он придумал интересное решение, как справиться с проблемой лишнего веса у коня. В те дни, когда у Сухаря была запланирована дневная тренировка, Смит вешал уздечку и седло так, чтобы жеребец видел их, не давал ему завтрак и пропускал привычные утренние тренировки, то есть делал все, что и в те дни, когда Сухарь участвовал в забегах{259}. Думая, что сегодня предстоят скачки, конь обычно приходил в возбуждение и терял интерес к еде, а в результате худел. Днем Смит выводил его на тренировки – так, словно он действительно принимал участие в скачках. Наконец, преимуществом таких тренировок было еще и садистское удовольствие. Смиту доставляло огромное удовлетворение видеть, как расстроены спортивные комментаторы и клокеры. У старого ковбоя было весьма своеобразное чувство юмора. Однажды он с помощью проводов и гвоздей подключил к парковой скамейке электрический ток, спрятал пусковое устройство в сарае, притаился в деннике и весь день развлекался тем, что пугал конюхов, решивших присесть отдохнуть{260}. Как только Смитом заинтересовалась пресса, ничто не радовало его так, как ситуации, когда его преследователи приходили в замешательство и раздражение. А они предоставляли массу удобных случаев для этого. Сухарь был одной из главных новостей в стране, и газетчики снова и снова оказывались рядом. Для людей, которые пытаются выставить чужую жизнь на публичное обозрение, Смит был очень неприятной мишенью. «Для репортеров, пишущих о скачках, имя Тома Смита скоро стало синонимом ругательства, – стонал один из корреспондентов. – И довольно часто им ничего не оставалось, как только ругаться»{261}.

Такие секретные тренировки шли на пользу Сухарю, но из-за того, что Смит отказывался объяснить свое поведение прессе, складывалось неправильное представление о происходящем. Редкое появление жеребца на публике порождало массу слухов о том, что лошадь не совсем здорова. И ее странная неровная походка только подогревала эти слухи. Смит не спешил развенчивать их. «Этот ваш конь и ходить-то не умеет», – сказал как-то один из зрителей, когда Сухарь проходил мимо. «Зато бегает», – ответил Смит{262}. И хотя на этом этапе своей карьеры конь был в идеальной форме, репортеры часто называли его «калекой». Эти истории принимались за чистую монету, и скоро это прозвище намертво пристало к Сухарю. Позже подобное представление о лошади станет настоящей головной болью для Смита.