Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поллард просто не видел Роузмонта из-за того, что был слеп на правый глаз.
Вероятно, из-за оглушительного рева толпы услышать соперника он тоже не смог. Внезапный рывок Роузмонта ускользнул от внимания жокея – он увидел его слишком поздно. Поллард даже толком не подгонял своего жеребца, пока Роузмонт не поравнялся с Сухарем и чуть его не обогнал. Только тогда, повернув голову, жокей заметил соперника. Один здоровый глаз не обеспечивает полноценного пространственного зрения, поэтому Поллард, скорее всего, не смог определить, был ли Роузмонт настолько далеко с его правой стороны, чтобы позволить Сухарю расслабиться.
Если бы это объяснение преподнесли публике, Поллард оказался бы в безвыходной ситуации. Его публично обвинили в непозволительном промахе, который он совершил на самых важных за всю свою жизнь скачках, но он не мог защитить себя. Если бы он признался, что слеп на один глаз, его карьере пришел бы конец. Как и большинство жокеев тридцатых годов, он ничего не знал, кроме ипподромов, скачек и лошадей. Ему некуда было податься, он не мог зарабатывать на жизнь по-другому, он больше ничего не любил. Для Реда Полларда путь в Эдмонтон был закрыт. Но если его слепота послужила причиной поражения, то он, должно быть, испытывал глубокое отчаяние и раскаяние.
Ховард выслушал Полларда и сделал вид, что поверил ему. Ни Чарльз, ни Смит не обвиняли его{249}.
Зато почти все остальные – да.
(АР / Wide World Photos)
В течение шести месяцев Том Смит умело прятал Сухаря. Он осторожно, незаметно выставлял его на незначительных скачках и избегал крупных событий, освещаемых в общенациональной прессе, отдавая предпочтение медленному продвижению вверх и тихому уединению. Но так продолжалось до гандикапа в Санта-Аните, во время которого весь мир увидел, что за сокровище прятал Том Смит.
Мир ждал этого события. Зимой 1937 года Америка вступила в седьмой год наиболее катастрофического десятилетия в своей истории. Экономика рухнула, и миллионы и миллионы людей лишились работы, своих сбережений и домов. Нация, которая черпала силы из основной американской идеи, что успеха может добиться всякий, кто готов работать на него, утратила иллюзии, столкнувшись с непреодолимой нищетой. Людей охватывали отчаяние, страх и угрюмый фатализм.
Стремительное обнищание послужило причиной роста новых социальных потребностей. Америка отчаянно стремилась к развлечениям, стараясь хоть как-то отвлечься от удручающей действительности. Каждую неделю почти 85 миллионов человек заполняли многочисленные театры и кинотеатры, чтобы всего за 25 центов смотреть бесконечную череду жизнерадостных мюзиклов и эксцентричных комедий{250}. По радио все рейтинги популярности завоевали идеализированный мир «Семьи человека» и справедливые и обнадеживающие истории «Одинокого рейнджера». Подавленные и обездоленные американцы искренне сочувствовали главному герою Горацио Элджера, скромному безродному Эвримену, который поднимается из нищеты и безвестности. Они готовы были искать разрядку в зрелищных видах спорта, которые переживали необычайный всплеск интереса. Со снятием запрета на азартные игры одними из самых быстроразвивающихся стали скачки чистокровных лошадей.
Данное обстоятельство послужило причиной стремительного развития технологических инноваций, которые предлагали публике беспрецедентный доступ к своим героям. Люди, привыкшие читать сухие и сжатые отчеты о прошедших скачках, теперь с увлечением смотрели на яркие, захватывающие дух события, разворачивающиеся перед их глазами в новых звуковых киножурналах. Публика, выросшая на рисованных иллюстрациях и нечетких фотографиях, теперь наслаждалась восхитительными качественными фотоснимками, которые позволяло делать заметно улучшившееся фотооборудование. И эти снимки теперь можно было получать и передавать гораздо быстрее благодаря службе факсимильной связи, которая впервые была использована в журнале «Лайф» в том году, когда Поллард, Ховард и Смит стали партнерами.
Но самое большое влияние на людей оказывало радиовещание{251}. В двадцатых годах цена на радиоприемник была непомерно высокой – 120 долларов или выше. И за эти деньги человек получал лишь ящик радиодеталей. В сельских районах, где еще не было электричества, радиоприемники работали на дорогостоящих, быстро разряжающихся батареях. Но в тридцатые годы на смену первым приемникам пришли настольные радиоприемники заводской сборки и автомобильные приемники, которые можно было купить уже за 5 долларов. Благодаря программе электрификации сельских районов, принятой во времена президента Рузвельта, начавшейся в 1936 году, электричество пришло в дома четверти населения Соединенных Штатов, проживавшей в сельской местности{252}. Обычно в семьях фермеров радиоприемники становились вторым электроприбором после электроутюга. К 1935 году, когда Сухарь стал участвовать в скачках, две трети населения имели в домах радиоприемники. А на пике его карьеры эта цифра достигла отметки в 90 % плюс восемь миллионов приемников для автомобилей. Радио позволяло населению всей страны одновременно следить за событиями. Таким образом, оно создало в Америке широкую общенациональную аудиторию – это по праву был первый опыт массовой культуры в мире. Скачки – спорт, в котором драматичное действо идеально подходило для описания, – стали основным продуктом радиовещания. Гандикап Санта-Аниты с его колоссальным призом и скакунами мирового класса в том виде спорта, который становился самым посещаемым, был одним из премьерных репортажей года.
В феврале 1937 года все эти новые социальные и технологические силы собрались вместе. Зарождалась новая эра знаменитостей. Новая «машина славы» с нетерпением ждала своего часа. Все, что ей нужно было, – это сама знаменитость.
И в этот миг Сухарь, этакий конь-Золушка, пересек финишную линию в гандикапе Санта-Аниты. И в головах что-то щелкнуло: «Так вот же она, знаменитость!»
И тотчас репортеры заполнили все щели. Смит готов был их убить. Они слетелись к конюшне, постоянно просили Смита вывести лошадь из денника для фотосессии или даже позволить им прокатиться на Сухаре верхом, словно он был обычным ярморочным пони. Они облепляли ограждение во время утренних тренировок, постоянно щелкали затворами фотоаппаратов и жужжали прямо в уши Смита. Они фотографировали Ховарда, где бы ни встретили: и у окошек кассы, и за обедом, и усаживающимся в «бьюик», и выходящим из него. В одной газете даже напечатали фото сморкающейся Марселы. Смит, Поллард и Ховард вскоре вплотную познакомились с издержками популярности. Земля, казалось, прогибалась под копытами Сухаря, притягивая к нему всех вокруг.