Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вспоминала, — всхлипнула Варя, — как здесь спала.
— В детстве?
— Нет. Когда мы стали уже взрослыми. Когда я здесь… — она запнулась, — гостила.
Слово явно было наполнено для неё смыслом, Дэниэлу неведомым. Так всегда бывало с Варей: она воспринимала мир по-иному, всюду чуяла невидимые предзнаменования и угрозы — к примеру, обходила ничем не выдающиеся места тротуара. Много раз он порывался её расспросить, но затем будто бы возникшая меж ними связь обрывалась. Вот и сейчас: небрежно смахнув рукой слёзы, Варя ступила на лестницу. Но спуститься не смогла. Ветхая лестница, прикрученная к верхней кровати шурупами, не выдержала Вариного веса и хрустнула, шурупы вылезли наружу. Лестница накренилась; Варя вскрикнула, болтая в воздухе ногой.
Спрыгнуть с верхнего яруса на пол — пара пустяков, но Варя цеплялась за поручень, испуганно поглядывая вниз.
Дэниэл протянул руки:
— Иди ко мне, старушка!
Варя задумалась. И наконец с тихим смешком устремилась к нему, положив руки на плечи. Дэниэл взял её под мышки и бережно поставил на пол.
22
Пятнадцать лет назад в сан-францисском колумбарии прощались с Кларой. Радж хотел, чтобы её похоронили в Куинсе, рядом с родными, но Герти с самого начала воспротивилась. Когда Дэниэл стал возражать, она в ответ сослалась на еврейский закон — дескать, самоубийц запрещено хоронить ближе чем в шести футах от других евреев. Можно подумать, только строгое соблюдение законов могло защитить оставшихся Голдов. Дэниэл бушевал, пока Герти не отступила; ещё немного — и он бы её ударил. Никогда он не думал, что способен поднять руку на мать.
Дэниэл с Майрой тогда только что переехали в Кингстон. Майру взяли доцентом кафедры искусствоведения и иудаики в университет штата Нью-Йорк в Нью-Полце, а Дэниэл устроился в госпиталь на ночные дежурства. Через месяц ему выходить на работу, через полгода свадьба — а у него полнейший упадок сил. Смерть Саймона его и так сокрушила; потерять ещё и Клару было немыслимо. Как выдержит такой удар семья? После похорон Дэниэл ввалился в ирландский паб на Джири-стрит и, уронив голову на стойку, зарыдал. Ему было всё равно, как он выглядит, как звучат со стороны его слова «Господи, Господи, все умирают!», пока он не услышал ответ.
— Да, — отозвался человек, сидевший на соседнем табурете, — и привыкнуть к этому невозможно.
Дэниэл поднял голову Незнакомец был примерно одних с ним лет, рыжеватый, с густыми бачками. Глаза — необычного оттенка, золотистые — покраснели и припухли. Щёки и подбородок заросли щетиной.
Он поднял кружку с «Гиннессом»:
— Эдди О Донохью.
— Дэниэл Голд.
Эдди кивнул:
— Я видел вас на похоронах. Я расследовал смерть вашей сестры. — Из кармана чёрных брюк он выудил удостоверение агента ФБР. «Специальный агент», рядом — неразборчивая подпись.
— А-а, — выдавил Дэниэл. — Спасибо.
Кажется, так полагается говорить в подобных случаях? Дэниэл был рад, искренне рад, что гибель Клары расследуют — у него имелись на сей счёт свои подозрения, — но вмешательство ФБР его встревожило.
— Простите за любопытство, — начал он, — но почему за дело взялось ФБР? Почему не местная полиция?
Эдди убрал удостоверение и посмотрел на Дэниэла; даже небритый, с налитыми кровью глазами, он казался мальчишкой.
— Я был в неё влюблён.
Дэниэл чуть не подавился:
— Что?..
— Я был в неё влюблён, — повторил Эдди.
— В мою… мою сестру? Она изменяла Раджу?
— Нет, что вы! Вряд ли она его знала тогда. Да и любил я безответно.
Появился бармен:
— Ребята, что-нибудь ещё принести?
— Мне ещё одну. И ему. За мой счёт, — сказал Эдди, кивнув на бокал бурбона, откуда машинально отхлёбывал Дэниэл.
— Спасибо, — отозвался Дэниэл и, когда бармен исчез, обратился к Эдди: — Где вы познакомились?
— Я дежурил в Сан-Франциско. Ваша мать позвонила в участок — сказала, что ваш брат сбежал из дома, просила его задержать. С тех пор прошло… лет двенадцать, не меньше. На вид ему было шестнадцать или около того. Я ему задал трёпку, а зря. Ваша сестра, наверное, так меня и не простила. И всё равно, благодаря ей я будто проснулся. Когда я в первый раз её увидел — на крыльце участка, с разлетающимися волосами, в ботинках её этих, — я подумал, что лучше, чем она, никого на свете нет. И дело не только в красоте — в ней чувствовалась сила. И забыть её я уже не мог.
Эдди осушил кружку, смахнул пену с губ.
— А через пару лет я увидел на афише её лицо, — продолжал он, — и стал ходить к ней на представления. В первый раз — наверное, в начале 1983-го. Денёк выдался жуткий: в Тендерлойне наркоманы устроили драку, поубивали друг друга, но когда я увидел, как она выступает, я… я вышел из зала другим человеком. И однажды сказал ей об этом — как она мне помогла, как на меня повлияло её искусство. Несколько месяцев набирался храбрости. А она меня отвергла.
Вернулся бармен с пивом для Эдди и бурбоном для Дэниэла.
Дэниэл сглотнул. Он не знал, как отвечать на излияния Эдди, столь откровенные, что от них делалось неуютно. И всё-таки они притупляли его боль: в рассказах Эдди Клара снова оживала.
— Скажу вам честно, — снова заговорил Эдди, — времена у меня были тогда не лучшие. Я похоронил отца, много пил. Я понял: надо уезжать из Сан-Франциско — и подал заявление в ФБР. Сразу после стажировки на базе Квантико меня направили в Вегас, расследовать дело об ипотечном мошенничестве. Шёл как-то мимо «Миража», увидел на афише её лицо — думал, что спятил. А на другой день встретил её на автостоянке у торгового центра. Я за рулём «олдсмобила», а она на тротуаре, с ребёнком.
— Руби.
— Так её зовут? Славная девчушка, даже когда орёт. Ваша сестра убежала — должно быть, я её напугал. Нечаянно. Но очень захотелось с ней поговорить, вот и решил сходить на премьеру. Думал, задержусь после представления, поговорю с ней — чтобы не осталось между нами обид, недомолвок. Скажу, что ей нечего меня бояться.
Оба смотрели прямо перед собой. Всё-таки удобно сидеть за стойкой бара, подумал Дэниэл, можно говорить, не глядя друг другу в глаза.
— В ночь накануне я не мог уснуть. Подъехал к «Миражу» пораньше, слоняюсь у входа, а тут и они втроём — Клара с мужем и девочкой. Она спорит с мужем, даже издали видно. Он заходит в театр, а Клара с ребёнком — в лифт. Лифты стеклянные, захожу в соседний, стараюсь головы не поднимать, слежу, где она выйдет. Девочку она оставляет в яслях на семнадцатом, а сама едет на сорок пятый. И идёт не зная куда, но тут из номера на крыше выходит горничная — и в лифт, а Клара — в номер.
Дэниэл был благодарен за полусумрак бара и за алкоголь, за то, что есть такие места, где можно и средь бела дня окунуться в темноту. Борода, которую он недавно начал отращивать, стала солёной от слёз.