К горлу Дэниэла подступает тошнота, он судорожно сглатывает. Теперь он понял: новостей о Кларе у Эдди нет, зато есть новости о гадалке с Эстер-стрит.

— Ума не приложу, — отвечает Дэниэл. — Как?

— Расскажу вам историю об одном человеке, назовём его Джим. — Эдди понижает голос: — Ну так вот, Джим. Ребёнок у него умер от рака, жена ушла. Он за гранью отчаяния; его замучили боли в мышцах. Итак, перед нами серьёзно больной человек, от которого официальная медицина открещивается — у всех он как бельмо на глазу, ни один врач не в состоянии его долго терпеть, — и неудивительно, что однажды он приходит к кому-то другому, к тому, кто обещает: «Я вам помогу; я вас вылечу». Как Роза Костелло.

Роза Костелло. Дэниэл смотрит на фото. Нет, не её он видел в 1969-м. Губы слишком пухлые, подбородок чуть заострённый. Словом, она миловиднее, чем та женщина. И всё же он мысленно видит, как лицо её меняется, видит бульдожью челюсть и немигающие, пронзительные глаза.

— Вот так всё и начинается, — продолжает Эдди. — Ясновидящая, Роза Костелло, заявляет: «Купите у меня свечку за пятьдесят долларов, я её зажгу, прочту молитву, и вам полегчает». Но Джиму нисколько не легче, и она предполагает: «Значит, этого мало. Купите у меня вот эту траву, целебную. Сожжём её и произнесём другую молитву». Два года перематываем, Джим прошёл через несколько целительных ритуалов, принёс две крупные жертвы и за всё про всё раскошелился почти на сорок тысяч. Наконец Роза говорит: «Всё дело в ваших деньгах, они у вас проклятые, все беды от них. Принесите мне ещё десять тысяч, и мы снимем проклятие». Это называлось пожертвованием, а вся их семья — церковью. Церковь Свободного Духа, так они себя именовали.

Лишь увидев возле столика официанта, Дэниэл понимает, что голоден. Эдди заказывает куриные крылышки, Дэниэл — кальмара.

— И главное, в подобных делах, — продолжает Эдди, едва они остаются одни, — истцам приходится изрядно побегать. Но Костелло — отдельная история. Костелло никого в грош не ставили. Когда конфисковывали их имущество, то обнаружили машины, мотоциклы, катера, золото. Обнаружили дома во Флориде, близ Берегового канала. Обнаружили пятьдесят миллионов долларов.

— Господи боже.

— Это ещё не всё. — Эдди поднимает руку. — Стоило предъявить иск — их адвокат подаёт ходатайство об отклонении, на двадцать четыре страницы, сославшись на свободу совести. Они же сами себе церковь, помните? Церковь Свободного, чёрт подери, Духа! Более того, утверждает он, это лишь пример из долгой истории гонений на цыган. Постойте, да разве я всех цыган назвал жуликами и мошенниками? Ничего подобного. Но девять из них обвиняются в крупных кражах, подделке налоговых деклараций, почтовом и телефонном мошенничестве, отмывании денег. Мы запросили записи актов о рождении, хотели разыскать всех, кто замешан в деле. Лишь одного человека найти не удалось.

Эдди указывает на фотографию женщины в вестибюле. Длинный бурый плащ и коричневые туфли на липучках; держится за ручку вращающейся двери; седые волосы заплетены в две длинные, тощие косицы.

— Боже мой…

— Это ваша?

Дэниэл кивает. Теперь он видит сходство. Он вспомнил широкий лоб, поджатые злые губы и как смотрел на её рот, когда она изрекала пророчество. Вспомнил приоткрытые губы, влажный розовый кончик языка.

— Присмотритесь повнимательней, — просит Эдди. — Хочу, чтобы вы дали точный ответ.

— Я уверен, — отвечает со вздохом Дэниэл. — Кто она и где ее найти?

— Розина сестра. Возможно, тоже соучастница, а может быть, и нет. Нам известно лишь, что от семьи она отдалилась. Цыгане обычно живут большими семьями, поэтому странно, что ваша промышляет в одиночку. Но, как и её собратья, она кочевница, нигде подолгу не задерживается. К тому же хитрая. Работает то под одним, то под другим псевдонимом. Лицензии у неё нет, и пусть во многих штатах это незаконно, зато позволяет оставаться вне системы.

— А эта семья, — спрашивает Дэниэл, — вначале они не требуют платы за свою работу? С нами было так. То ли она не взяла денег, то ли брат забыл отдать. Мне всегда казалось, что это странно.

Эдди смеётся:

— Берут ли они деньги? Ещё как берут! Может быть, она над вами сжалилась — дети как-никак.

— Но если сжалилась, почему говорила нам такие ужасные вещи? Кларе было девять, мне — одиннадцать, но и я со страху едва не обделался. Мне приходило в голову лишь одно объяснение: она сажает клиентов на крючок — чем сильней запугает, тем больше вероятность, что они вернутся. Попадут в зависимость.

Когда Дэниэл учился в ординатуре в Чикаго, один из тамошних врачей использовал схожие приёмы: внушал пациенту, что его депрессию не излечить без регулярных сеансов, или заявлял тучному больному, что тот не выживет без операции.

— Что бы она ни говорила, нишу свою на рынке она уже заняла. Цыгане в гадании обычно следуют шаблону — говорят о твоей личной жизни, о деньгах, о работе. Предсказать дату смерти? Это дерзость, умный ход. Цыгане не только гаданием занимаются — мужчины мостят тротуары, продают подержанные машины, работают механиками, — но даже если в мире не будет дорог, даже если все откажутся от машин, что останется, пока живы люди? Любопытство. И мы на всё готовы, чтобы его утолить. Вот уже сотни лет цыгане предсказывают судьбу, с большим или меньшим успехом. Но ваша гадалка на шаг впереди. Если она может сказать, когда вы умрёте, — значит, она предлагает уникальную услугу. Конкурентов у неё нет.

Дэниэл взмок от жара камина. Он снимает свитер, поправляет рубашку. Он только сейчас вспомнил, что не сказал Майре, куда пошёл, а в шесть они должны встретиться в синагоге. Но сейчас даже не до того, чтобы отправить Майре эсэмэску (наконец-то он научился их набирать).

— Что ещё вам о них известно? — спрашивает он, и тут официант приносит заказ.

Эдди макает крылышко в ядовито-оранжевый соус, потом в сметанную заправку.

— О Костелло? Во Флориду они приехали из Италии в тридцатых — возможно, бежали от Гитлера. Живут обособленно, как все цыгане. Когда не общаются с клиентами, переходят на свой язык, в нашу жизнь даже не пытаются вписаться. Гаджё — все нецыгане, вроде нас — для них лишь источник денег, они нас считают грязными. — Эдди утирает рот. — Гаданием у них занимаются только женщины. Это якобы от Бога. Но поскольку женщины общаются с гаджё, цыгане и их заодно считают нечистыми. На чистоте они помешаны. Если зайти в цыганский дом, там всё блестит.

— Ноу той женщины в доме… был беспорядок, если не сказать грязь. — Дэниэл хмурится. — Вы расспрашивали о ней её родных?

— Пытались, но они отмалчиваются. Вот я и обратился к вам.

— Что бы вы хотели узнать?

Эдди отвечает не сразу.

— Хочу вам задать вопрос — знаю, дело деликатное. Понимаю, вам неприятно это обсуждать. Но попробуйте, прошу вас. Как я уже говорил, узнать нам удалось немногое. Да, у неё нет лицензии, но привлечь мы её хотим не за это. Нас интересует другое: мы обнаружили связь между нею и несколькими смертями. Самоубийствами.