– Ну вот. Давай сядем и поговорим.

Они сели рядом и некоторое время молча смотрели на воду, прежде чем Артем, не сдержавшись, нарушил молчание:

– Что с тобой было? Когда ты… ты что-то понимал?

Ган потер лоб и выпалил невпопад – быстро, как будто стремясь разделаться с неприятной, но необходимой обязанностью:

– Я должен поблагодарить тебя. Ты не бросил меня, хотя мог. Хотя… не знал, что со мной дальше будет. Я этого не забуду. – Вид у него был как у человека, съевшего по ошибке что-то кислое, и Артему стало его жаль. Кажется, он слишком привык воспринимать Гана как беспомощного ребенка – и теперь не мог так сразу перестроиться.

– Да ладно, – пробормотал он. – Ерунда.

Он услышал странный звук – Ган засмеялся, и тог да, растерявшись, Артем рассмеялся тоже, и, когда оба они наконец затихли, напряжение между ними заметно ослабело.

– Ладно, – сказал Ган, – очень мило с твоей стороны. Видимо, мне можно не считать себя твоим должником – верно я тебя понял?

Артем пожал плечами:

– Честно говоря, сейчас должник бы мне пригодился.

Ган вздохнул:

– Жаль… братец. Зачем ты вообще придумал эту историю про братьев?

– Решил, что так Дайна скорее захочет… – Артем запнулся. – Постой… Ты что, все понимал?

Ган покачал головой:

– Нет. Я был… Не знаю, как объяснить. – Он вздохнул и запрокинул голову, глядя в темнеющее небо. – Представь, что ты стал крохотным, полупрозрачным, не можешь пошевелить рукой или ногой, а мысли ворочаются медленно, как будто в болоте, только это болото – твоя собственная голова.

Артем честно попытался представить. Ган хмыкнул:

– Это как будто ты очень сильно заторможен и смотришь на все со стороны… даже на самого себя. Большую часть времени я как будто спал и не спал одновременно. Это… оцепенение отпускало иногда – тогда я слышал отдельные фразы, но не мог их осознать. Иногда пытался что-то сказать – но только начинал, и мысль куда-то уплывала. – Его передернуло. – Мерзкое чувство, братец. Можешь мне поверить.

– Тебе необязательно так меня называть.

– Да ладно, Арте. Надо привыкать. Зачем же мне выставлять тебя лжецом перед дамой. – Ган вздохнул. – Давай решать, что будем делать дальше… пока мы тут один на один.

«Давай решать», – сказал он, и на мгновение Артему стало легко, как будто все трудности были позади. Вряд ли они с Ганом сумеют стать друзьями, но теперь они по крайней мере вдвоем.

– Давай. Ты говорил с богиней Тофф после того, как она вылечила тебя?

Ган ответил не сразу, и новое немного отрешенное выражение его глаз стало заметнее.

– Не думаю, – наконец пробормотал он, и Артем приподнял брови:

– Как это? Ты не знаешь, говорил или нет?

– Оставь меня в покое, – беззлобно огрызнулся Ган, отворачиваясь, а потом добавил: – Это не так просто. Когда я прикоснулся к тому дереву, оказался в другом месте…

– Да! В небе со звездами, верно?

– Что? Небе со звездами? – Ган покачал головой. – Нет. Это был сад.

– Сад?

– Сад. Что именно непонятно в слове «сад»? Там цвели яблони – как обычно весной. Он чем-то напоминал наши сады в Агано… только гораздо лучше. – Кажется, это превосходство сада Тофф Ган признал с неохотой. – Запах такой, какого от обычных яблонь не бывает. Он дурманил… А соображал я и так неважно. Трава была зеленой, как летом, но я помню, что там был огромный костер из осенних листьев – и черный дым уходил в небо. Этот дым все портил. – Некоторое время князь помолчал. – Не знаю, день там был, утро или вечер. Наверное, утро. Час перед рассветом – вот какое там было ощущение. И там было что-то вроде фонтана. Я читал про такие, но раньше не видел. Вода взлетала очень высоко, и над ней был пар – но я почему-то подумал, что она ледяная.

– А что было потом? – Рассказ Гана увлек Артема.

Его захватила мысль о том, что храм для Гана выглядел совсем не так, как для него самого. Как он выглядел для Дайны или незрячих сестер? Неужели для каждого у богини Тофф наготове было особенное, уникальное место? Быть может, каждый из них путешествовал внутрь собственной головы? Если так, интересно, что говорит о нем то, что он видел.

– Потом появилась она. – Теперь Ган говорил неожиданно тихо, серьезно, и Артем заметил, что ногти одной его руки с силой вонзились в кожу другой, как будто князь силой пытался избавиться от наваждения.

– Как она выглядела?

– Ты же и сам ее видел.

– Да… Просто мне интересно: если мы видели разные места, может, и являлась она нам по-разному?

Ган, который, как помнил Артем, всегда любил разгадывать загадки, равнодушно пожал плечами.

– Может быть. Высокая. Вместо лица – свет. Длинная темная коса…

– А, тогда, выходит, мы видели одно и то же.

– Выходит, что так, – глухо пробормотал Ган. Казалось, при воспоминании о недавно пережитом он начал впадать в сонное оцепенение – но встряхнулся, усиленно заморгал. – Мне почему-то сложно думать об этом. Как будто она… не дает мне. Я помню только, что чувствовал ее… жалость. – Это последнее слово он выплюнул, как что-то отвратительное, и поспешил продолжить: – Я чувствовал, что она все про меня знает… И она это понимала. Я разделся и залез в фонтан. Она сожгла мою одежду на костре.

– Вода правда была ледяной?

– Нет. – Ган поежился. – Наоборот, оказалось, это был кипяток. Я думал, сварюсь… Но со мной ничего не случилось. Боль почти сразу прошла, и я какое-то время плавал там, а она исчезла. И тогда… – Он запнулся, наморщил лоб, и лицо его стало каким-то по-детски растерянным.

– Не могу вспомнить, – беспомощно прошептал Ган. Он явно говорил не с Артемом – с самим собой. – Не могу. Помню воду – то синюю, то белую. Помню, что было горячо. Сначала казалось, что горю заживо… А потом стало легче – жар начал уходить и остался только здесь. – Ган будто впервые посмотрел на руку, где вилась лучами-щупальцами татуировка алого солнца. – Он и сейчас здесь. Еще помню ее голос… шепот. Он тоже был повсюду, а потом пропал… Но почему-то мне кажется, что он тоже остался со мной. – Ган покачал головой. – Не помню, что именно она сказала и сделала. Не помню, как оделся и как вернулся в город. И не помню, как она дала мне это. – Он коснулся кристалла на бусах из орехов, задел шнурок, на котором висел волчок, и задержался на нем пальцами.

«Почему она оставила Гану волчка, хотя забрала все остальное?»

– Может быть, вспомнишь потом, – сказал Артем вслух, отгоняя мысли о волчке и его владелице. Для Каи глиняный зверек наверняка был символом дома – того, что связывало их обоих с ее дедушкой, Зеленым и его обитателями… А она отдала его князю.

– Может быть.

Они помолчали, а потом Ган заговорил снова, перебирая сухую рыжую траву, на которой они сидели: