небольшому заострённому сердечнику, спрессованного из карбида вольфрама. Сердечник, проломив 82-мм броню, протиснулся в боевое отделение немецкого танка, вызвав своим появлением множественные вторичные осколки с внутренней поверхности брони, которые ринулись вслед за прорвавшимся внутрь сердечником, безжалостно нашпиговывая горячей острой сталью человеческие тела…

Сердечник, миновав пустую уже боеукладку левого борта, и влетев в боевое отделение, оторвал, даже не потеряв скорость, обе ноги майору Шварцу, отрикошетив от брони, развалился на две части, одной из них попутно снеся голову заряжающему, и, наконец, уткнувшись ещё пару раз в броню, успокоился, и упал на пол боевого отделения танка…

***

Пашка, дождавшись выстрела, рывком бросил танк дальше по кругу. И тут же услышал:

— Паша, стоп! Всё, Паша, приехали, стой.

Остановился, обернулся: Агния не спеша сняла танкошлем, вытерла струящийся по лбу пот:

— Всё получилось, Павел Ивыныч. Чётко по твоему плану, молодец. Готов «Тигр», капут Шварцу.

— Какому ещё Шварцу? — не понял Андрей.

— Так звали командира «Тигра», — устало произнёс маленький Ангел, — умер от болевого шока. Ему оторвало ноги. Заряжающий тоже убит.

— Неужто получилось? — ещё не веря в удачу, допытывался Паша.

— Сто пудов, без вариантов, — последовал лаконичный ответ, и добавила: — всё, готов «Тигр», отбегался… Трое из экипажа ещё живы, ранены. Сейчас полезут наружу. Добивать будем? Или в плен возьмём?

— Да на хера козе баян?! — взъярился мехвод, — они мне тут не пленные, они мне тут дохлые нужны!

И Пашка, развернув танк носом к подбитому «Тигру», решительно перескочил на то место, где раньше располагалось сиденье стрелка-радиста. И согнувшись, прильнул к маленькой амбразуре курсового пулемёта. Агния вздохнула, и повернулась к Андрею:

— Давай-ка, снимай шлем, подлечить тебя надо, а то совсем кровью изойдёшь…

Андрей молча снял свой шлем и покорно подставил ей голову с окровавленным затылком, где осколок брони, пробив танкошлем, сорвал ему кусок кожи с волосами. Кусочек кожи теперь болтался на соплях, и рана вяло кровоточила и заметно саднила.

Пашка упорол из курсового пулемёта длинную очередь, поведя стволом из стороны в сторону. Потом добавил ещё немного. Перепрыгнул обратно на место мехвода, осторожно приоткрыл свой люк, осмотрелся. Довольно хмыкнул, захлопнув люк, и обернулся назад, к Андрею и Агнии:

— Всё, капут гансам! — победно подытожил он, — отбегались, суки! Отвоевались, бля!

Глава 18. Спасённый батальон.

Поединок Т-34 с «Тигром» видели немногие: дальность расстояния, утренняя мгла и пелена дыма, который стелился по полю от подбитых немецких танков, не давали возможность разглядеть детали. Да и не до этого всем было: несколько немецких танков прорвалось к позициям взвода истребителей танков. Двое бойцов, рядовой Сашка Орлов и ефрейтор Пётр Скворцов, держа в руках трофейные «фаустпатроны», выглядывали из-за бруствера, пристально следя за движением быстро приближавшихся к ним немецких танков.

— Слышь, Петюня, как думаешь, сработает эта хреновина или нет?

— Спроси что полегче, — ефрейтор зажал, как учили, трубу «Фаустпатрона» подмышкой, и хоронясь за бруствером, навёл шишку гранаты в центр силуэта «Пантеры», прущей прямо на их позицию.

— Ну же! Давай! Шмаляй!

— Отзынь! — зло огрызнулся ефрейтор, и сжав зубы: — ротный же сказал — с тридцати метров…

— Ну же! Уже тридцать!

— Пошёл в жопу! Не мешай!

Пантера, оглушительно рыча 700-сильным «Майбахом», и лязгая траками, неотвратимо наползала на них. Гулко фукнуло ослепительное пламя из трубы, сизое облако дымного пороха вокруг стрелка на секунду закрыло немецкий танк. И из этого облака метнулось что-то небольшое, и полетело, как камень, с заметным снижением на траектории. Через секунду оно ткнулось в наклонную лобовую броню «Пантеры». Шваркнуло оранжевым всполохом, танк тут же остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. Из башенного люка, весь в дыму, полез один из танкистов, вылез наполовину, да так и остался висеть, объятый разгорающимся внутри танка пламенем.

— О-о! Бля-а-а! Смотри-ка, хорошая штука! — выдохнул ефрейтор Скворцов, и повернувшись к приятелю, протянул руку, — а ну ка, дай-ка мне твою хреновину, я щас ещё и вот того захерачу!

— Ага, щас! Разбежался! Я сам! — Сашка вскинул трубу в сторону вынырнувшей из клубов дыма второй «Пантеры», и прицеливаясь, высунулся по пояс из окопа.

— Да куда ты высунулся, мудак! — заорал ему напарник, — тебе мало одной дырки в жопе?! Щас тебе вторую сделают!!

— Не лезь! Щас шмальну!

Фффух! Вторая граната ушла вперёд, фукнув огненно-дымным хвостом. Мехвод «Пантеры», вовремя заметив высунувшегося из окопа по пояс русского пехотинца с трубой «Панцерфауста», резко тормознул, и граната ушла под нос «Пантеры», бессильно ткнувшись в грязь. Тут же ударил курсовой пулемёт на башне, мгновенно нашпиговав Сашку свинцом калибра 7,92мм… Как подкошенный, он сполз по брустверу, и осел на дно окопа. Мехвод «Пантеры» воткнул передачу, и она, рыча движком, рывком преодолела остаток расстояния, полезла на окоп, и принялась утюжить его, пытаясь обрушить стены, и закопать его со всем содержимым. Откуда-то сбоку прилетела бутылка с зажигательной жидкостью, хлопнула, разбиваясь, об броню, потом ещё одна… Через несколько секунд объятая пламенем «Пантера» наконец, остановилась, и замерла над перерытым ею окопом, где остались трое наших бойцов. Фашисты полезли из люков, как тараканы. Добили их быстро — очередями в упор из автоматов.

Бой разгорался… Три танка всё же прорвались через линию окопов, и заметались по улицам, круша всё вокруг себя. Ещё минут пять за ними охотились бойцы батальона, подбираясь к ним вплотную, и подкарауливая их за углами сараев и домов. Через пять минут всё было кончено: две лениво разгорающиеся шматками чёрно-коричневого дыма «Пантеры» остались стоять на центральной улице села, а третья, подожжённая сразу четырьмя бутылками, заехала в огород, проломила стену хаты, и обрушив на себя крытую соломой кровлю, заполыхала, как факел.

***

Остановив кровь Андрею, Агния снова взялась за Пашу: остановила кровь, уменьшила, насколько смогла, боль в руке. Всё это вместе заняло меньше минуты. Убедившись, что их раны не опасны, и экипаж готов к продолжению боя, она деловито вскочила на свою сидушку:

— Так всё, парни, погнали. Надо закончить дело. Осталась одна «Пантера» и «Ганомаги» с пехотой… Паша, вперёд!

И тридцатьчетвёрка, рыкнув дизелем, рывком снялась с места.

***

На располагавшейся неподалёку позиции расчёт единственного оставшегося на этом фланге «Максима» приканчивал третий короб с лентой. Истошный визг осколков от разорвавшейся совсем рядом немецкой 50-мм мины в очередной раз прошёлся над головами.

— Подпирают суки… — прокричал, обращаясь к комбату, командир батареи сорокапяток, старший лейтенант Звягинцев, — и «Пантера» эта грёбаная всё ещё вон оттуда херачит! Вроде всего одна живая осталась… Отсюда не подбить — уже пять снарядов ей в лоб вмазали, хоть бы хрен!

— Слушай мою команду, — капитан Дунько повернулся к нему, — берёшь