одном из белых участков ярко выделялось большое кровавое пятно… Между траками проглядывали две застрявшие тонкие кости от предплечья, на которых болтались остатки сизоватой плоти. Андрей плюнул.

— А ничего, нормально! — засунув руки в карманы комбеза, процедил сквозь зубы Паша, — мы их сюда не звали. А уж коль пришли, так получите!

Андрей молча кивнул, соглашаясь. К горлу подкатывали приступы тошноты. Он обошёл танк, и встретился глазами с Агнией. Она сидела на моторно-трансмиссионном отделении, устало свесив ноги.

— Ну что, размялись? — она встала, и, залезая в башенный люк, обернулась: — зови Пашку, пора ехать… есть ещё одно дело.

— Какое?

— Там узнаешь. Плохое дело, тяжёлое… — она тяжело вздохнула, сняла шлем с головы, откинула прядь мокрых волос со лба, и добавила: — но надо.

Паша же, тем временем, увидел, как двое наших артиллеристов подошли к подбитой «Пантере», и принялись осматривать места попаданий, и живо помчался к ним. И буквально через полминуты оттуда послышалась отчаянная хриплая ругань. Сначала до Агнии и Андрея долетали лишь обрывки диалога:

— … Да не может такого быть, чтобы вы столько наколошматили…. Ты думай, когда пули-то отливаешь!

— … Как не может?!.. да ты знаешь, кто у нас наводчиком в танке?!.. ну так и молчи!..

— … Да катись ты колбаской по малой спасской!..

— … Да причём здесь вы?! Если это мы их расчехвостили?! Да ты на дырку-то, на дырку в евоной броне посмотри! Что у тебя там в твоей сорокапятке?! Тьфу-ты, одно недоразумение! И снарядишки ваши с гулькин хрен! От них дырдочка-то — во! — издали было видно, как Пашка сунул под нос артиллериста свой чёрный палец, — не пушка, а колотушка! А у нас — во! — Пашка показал сжатый кулачище. Накал страстей дошёл до пика, спорщики стали орать ещё громче.

— Так тож подкалиберный! Вот тебе и во! Да мы эту «Пантеру» наскрозь пробиваем!

— Может, и наскрозь! Да тока не в лоб! — кипятился Пашка.

— А в лоб и ты не прошибёшь! — не сдавались артиллеристы, — а здесь, вон, дырка-то у «Пантеры» в жопе! Знамо дело — наша работа!

— Дырка в жопе — это у тебя! А здесь — дырка в корме! Да и как ты ей мог в жо… э-э… в корму-то залепить, ежели твои позиции эвон где! — Паша тыкал рукой в сторону близлежащих хат.

— А твоя позиция где?

— В п…..де! Танк, он где хочешь, может находиться! Потому что у него, в отличии от твоей пукалки, и мотор есть, и гусеницы! А я, — он ткнул себя в грудь, — механик-водитель! Куды танк поведу, оттуда и стреляем! Да и вообще! Я в танке самый главный!

Андрей так увлёкся этим спектаклем, что позабыл про просьбу Агнии. Она толкнула его в бок:

— Зови его уже! Раздухарился, что того и гляди — лопнет от натуги!

— Товарищ главнокомандующий танком! — заорал Андрей.

Пашка и артиллеристы обернулись.

— Да, да, вы, товарищ генерал, который в комбезе! — Андрей, дурачась, махал рукой Пашке, — вас на совещание в штаб вызывают! Надо с планом Берлина ознакомиться, вам же завтра его брать!

Пашка нехотя порысил обратно к танку:

— Ну чё ты, в самом деле? Генерал, генерал… Я ж их уже переспорил!

— Поехали, Агния говорит, дело какое-то ещё есть.

— Ну, поехали, — ухватившись за ствол, Пашка ногами вперёд ловко нырнул в свой люк на лобовом листе.

Танк, порыкивая натружёным дизелем, переваливаясь на колдобинах, медленно пополз по окраине села. Через несколько сотен метров он остановился.

— Ну, пошли, товарищи… — и Агния полезла наверх, на броню. Андрей и Паша вылезли вслед за ней. Девушка спрыгнула с танка, и молча пошла по направлению к ближайшему дому.

— Куда это её понесло? — удивился механик-водитель.

— Сейчас узнаем, говорит, что-то важное, айда за ней! — и Андрей решительно пошёл вслед за ней. Бухтя на ходу что-то невразумительное, за ним неохотно потрусил и Пашка.

Маленький сарайчик скрывал от них то, что им не было видно с того места, где они оставили свой Т-34.

За сарайчиком находился столб, рядом с которым стояли двое наших солдат с непокрытыми головами. Было видно, что они только что шли мимо, но что-то очень значительное их задержало. Теперь же они стояли и оторопело и как-то растерянно, как будто не могли поверить своим глазам, смотрели на то, что было привязано к столбу. Агния уже подошла к ним и остановилась рядом. Андрей подошёл вслед за ней, и от увиденного у него, от горя и безысходности, тоскливо защемило сердце…

То, что ему сначала показалось грудой каких-то тряпок, зачем-то закреплённых на столбе, при ближайшем рассмотрении оказалось… двумя маленькими детьми, прикрученными к столбу колючей проволокой. Дети были уже давно мертвы, об этом говорил их вид. Мальчику было около трёх лет, девочке — не более пяти. В тех местах, где в их маленькие тела впились иглы колючей проволоки, тёмными засохшими полосками застыли ручейки свернувшейся крови, на их мёртвых, испачканных в грязи личиках остались светлые полоски от бежавших слёзинок.

Схватило дыхание, запершило в горле, сердце гулко бухало в груди. Казалось, ещё чуть-чуть — и оно выпрыгнет наружу.

— Это как же так… их-то за что?!! — Андрей не узнал свой голос.

Он обернулся на Пашу, на двух солдат, стоявших рядом с потерянным видом. Молодой солдатик стоял и смотрел расширенными от ужаса глазами и с перекошенным ртом, второй, пожилой, с усами, видать, более опытный, и поживший, был более сдержан, но и у него дико тряслись руки, которыми он пытался сочинить себе самокрутку. Бумажка никак не скручивалась, табак сыпался на грязный снег… Разум отказывался понять реальность происходящего.

— Это ж какие нелюди сотворили?! Да как они по земле-то ходят, а?! — прохрипел Паша и посмотрел на Агнию. В уголках его глаз стояли слёзы.

— Ещё ходят, — глухо сказала она, — те, кто это сотворил… их было двое. Остался только один, и он ещё жив. И я знаю, где он…

— Где?!! — в один голос, одновременно, как один человек, выдохнули четверо мужчин.

— Никуда этот выродок не денется, — отчеканила девушка и кивнула на столб, — снимайте, только осторожно, — и повернулась к пехотинцам, — товарищи, нужно на что-нибудь их положить. Плащ-палатка найдётся?

***

Антонина, за всё время боя ни разу не присела — отправленная буквально насильно в санитарный взвод, она отдала все имевшиеся у неё силы на то, чтобы как можно лучше выполнить свалившиеся на неё новые обязанности. Она не ныла, не жаловалась, и никак не проявляла своего недовольства. Да, и вправду сказать, осознание, что здесь она может сделать для людей гораздо