«Никогда. Ты меня забудешь, сны померкнут. Держу пари, чтосам заставлю их померкнуть, своими молитвами. Так я и сделаю».

«Что за благочестивая политика! – сказала я. – Ичто даровало тебе такие милости древней Изиды, которая пила кровь и называласьИсточником?»

«Не говори так – это чистейшей воды ложь. Ты же не можешьбыть уверена, что царица в твоем сне – это Изида. Что ты узнала из этихстрашных снов? Сама подумай. Ты узнала, что царица была пленницей богов,которые пили кровь, что она вынесла им приговор. В них жило зло. Подумай.Вспомни сон. Ты сочла их порочными, порочными тогда, и порочными же считаешьсейчас. В храме ты уловила запах зла. Я знаю. Я наблюдал за тобой».

«Да. Но в тебе зла нет, Мариус, – и не пытайся доказатьмне обратное! У тебя тело как мрамор, ты пьешь кровь, но как бог – не от зла!»

Он собирался возразить, но снова остановился. Он искосапосмотрел в окно. Потом медленно повернул голову и обвел взглядом крышуперистиля.

«Что – рассвет, – спросила я, – лучи Амон-Ра?»

«Никогда не встречал человека с такой способностью сводить сума! – сказал он. – Если бы я на тебе женился, ты быстро бы отправиламеня в могилу. И избавила бы меня от этого».

«От чего „этого“?»

Он подозвал Флавия, который все время держался неподалеку ивсе слышал.

«Флавий, я уже ухожу, – сказал он. – Приходится.Но ты ее охраняй. Когда сгустится ночь, я появлюсь снова, как только смогу.Если вдруг кто-то опередит меня, какой-нибудь страшный на вид противник, весь вшрамах, бей мечом в голову. В голову, запомнил? И, конечно, не сомневаюсь, чтотвоя госпожа сама сумеет себя защитить».

«Да, господин. Мы должны уезжать из Антиохии?» «Думай чтоговоришь, мой верный грек, – сказала я. – Я здесь хозяйка. Мы никудане уезжаем».

«Постарайся убедить ее собраться», – попросил ФлавияМариус и посмотрел на меня.

Наступила долгая пауза. Я поняла, что он читает мои мысли.Меня пробрала дрожь, как от приближения сна. Я увидела, что его глазапрояснились. В лице что-то оживилось. Полная ужаса, я стряхнула с себя сон.Испытывать ужас не по мне.

«Все между собой связано, – пробормотала я, – сны,храм, то, что ты здесь, то, что они позвали тебя на помощь. Кто ты такой, белыйбог, посланный на землю охотиться за темными убийцами? А царица жива?»

«О, как жаль, что я не такой бог! – сказал он. – Ястал бы им, если бы мог. В одном я уверен – больше не будут создавать тех, ктопьет кровь. Пусть кладут цветы на алтарь у базальтовой статуи!»

Я почувствовала такой прилив любви, что неожиданно сама кнему подбежала.

«Возьми меня с собой, куда бы ты ни шел!»

«Не могу!» – ответил он. Он моргнул, как будто у негозаболели глаза, и не поднимал головы.

«Утренний свет, да? Ты такой же, как они».

«Пандора, когда я приду к тебе, будь готова оставить этотдом!» – И с этими словами Мариус исчез.

Исчез – и все. Его больше не было ни в моих объятиях, ни вгостиной, ни в доме.

Я повернулась и медленно побрела по затененной гостиной. Яоглядела фрески на стенах: счастливые танцующие фигуры, увенчанные цветами илаврами, – Бахус со своими нимфами, слишком скромно прикрытыми для такой буйнойкомпании!

Ко мне обратился Флавий:

«Госпожа, меч, найденный мной среди ваших вещей, – могуя держать его наготове?»

«Да, и кинжалы в изобилии, и огонь – не забудь огонь. Онбежит от огня. – Я вздохнула. Откуда я знаю? Знаю. И хватит обэтом. – Но, Флавий, – я обернулась к нему, – до наступлениятемноты он не придет. От ночи осталась всего одна полоска. Мы можем оба спатьдо тех пор, пока небо не станет фиолетовым. – Я поднесла руку колбу. – Я пытаюсь вспомнить…»

«Что, госпожа?» – спросил Флавий. В сравнении с Мариусом онотнюдь не проигрывал – просто был другого сложения, но не менее изящного, и степлой человеческой кожей.

«Приходил ли когда-нибудь сон днем? Или всегда ночью? Ох, язасыпаю, они меня зовут. Флавий, поставь мне в ванную светильник. Нет, я идуспать. Я просто падаю. Ты можешь посторожить?»

«Да, госпожа».

«Смотри, звезды практически погасли. Интересно, Флавий,каково это – когда тобой восхищаются только по ночам, когда люди живут присвете ламп и свечей? Когда тебя знают и описывают только в глубокой ночи, когдавсе дневные дела завершились?!»

«Я поистине никогда не видел более находчивойженщины, – сказал он. – Как вы вершили правосудие над обвинявшим васчеловеком!»

Он взял меня за руку, и мы направились к спальне, где яутром одевалась.

Я его любила. Целая жизнь, полная кризисов, не заставила быменя полюбить его сильнее.

«Вы не будете спать в главной кровати, в столовой?»

«Нет, – сказала я. – Она предназначена длядемонстрации семейной жизни, а семейной жизни у меня больше не будет. Я хочувыкупаться, но засыпаю на ходу».

«Я могу разбудить девушек».

«Нет, в постель. Спальня готова?»

«Да». – Он вел меня за собой. Все еще было довольнотемно. Мне показалось, что я услышала шорох. И поняла, что мне померещилось.

В комнате стояла кровать с маленькой лампой возле нее, а накровати лежало мягкое-мягкое гнездо из подушек в восточном стиле. Я упала внего, как персиянка. И тут же начался сон.

Мы, пьющие кровь, стояли в просторном храме. Должно быть, втемноте. Мы видели в темноте, как умеют делать это некоторые животные. У насбыла бронзовая кожа – или загорелая, или золотистая. Все мы были мужчинами.

На полу лежала царица и кричала. Белая кожа. Чисто белая. Адлинные волосы – черные. Корона украшена рогами и солнцем! Корона Изиды. Этобогиня! Чтобы удерживать ее на месте, потребовалось по пятеро мужчин с каждойстороны. Она мотала головой из стороны в сторону, в глазах сиял божественныйогонь.

«Я – ваша царица! Не смейте! – Безупречно белая кожа;с каждым криком ее голос становился все более отчаянным иумоляющим. – Великий Озирис, спаси меня от них! Спаси меня отбогохульников! Спаси меня от нечестивцев!»

Жрец рядом со мной усмехнулся.

Царь сидел на троне без движения. Но она молилась не царю.Она молилась другому Озирису.

«Держите крепче».

Еще двое ухватили ее за лодыжки.

«Пей! – велел мне жрец. – Встань на колени и пейее кровь. Более сильной крови, чем у нее, в мире не существует. Пей».