Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На Западе тоже не рай земной, – сказал веско Геббельс.
– Правильно! – улыбнулся фюрер. –Западные демократы – это продажные и лживые демагоги. Как ловко у них получается обвинять всех в жестокости. Это они-то смеют бросать такие обвинения? Посмотрите, сколько простых тружеников – рабочих, крестьян, солдат – убила Антанта во время первой мировой! А как они ведут себя в колониях?! Англичане вырезали индусов деревнями, американцы уничтожили почти всех индейцев, французы топили пленных арабов еще во времена Наполеона.
– Подонки, – сказал горестно Гиммлер.
– Сколько раз эти подонки унизили, растоптали, обобрали мою Германию! Но ничего! Есть и божий суд! – Гитлер вскочил и трагически воздел руки к небу. – Бич божий! Я стану таким божьим бичом для вас, гнилые и трухлявые пни! Мы хотим только мира – мы узнали, что такое война! Наше царство свободы, братства и расового равенства затмит собой все существовавшие царства и республики! Будущее принадлежит нам! Мы – третий Рейх, а четвертому не быть! – Гитлер застыл в патетической позе, скрестив руки на груди и устремив взгляд в грядущее.
Все, кто был в столовой – Геббельс, его жена, Шпеер, Зельц Гиммлер и Борман – вскочили со своих мест и устроили ему бурную овацию. Гитлер улыбнулся на прощание и вышел из столовой, за ним вышли и остальные. Зельц, как обычно, остался наедине со слугами.
«Как вы меня достали этой своей политикой! – подумал он, дописывая стенограмму. – У меня голова от этих вечных истерик уже болит. Скорее бы домой, поесть, да и залечь читать. Ненавижу его, но почему-то мне вообще нечего ему возразить. Это идиотизм!»
Слуги быстро убирали со стола, надо было торопиться.
«Причем я чувствую, что он врет, но доказать не могу! До того доходит, что кажется, что он все-таки не врет. Я ненавижу эту работу. Неужто никогда не кончится этот кошмар? Как будто один и тот же день тянется и тянется бесконечно, и ни продыха, ни отдыха. Работа, дом, пивко вечером, вчерашняя газета, одни и те же книги. Повторение, бессмысленное тяжкое скучное повторение».
Зельц дописал последнюю фразу, сложил листки в папку и быстро вышел из столовой. Не заходя в кабинет, он спустился на первый этаж, прошел мимо солдата на вахте и покинул канцелярию.
– Привет! – услышал он знакомый голос. – Я тебя давно уже жду!
Гонки по ночному городу
Шнайдер, действительно, поджидал Зельца в машине напротив канцелярии уже целых три часа. За это время он успел позвонить Кэт, выпить две кружки чая, дочитать «Войну миров» и взяться за «Машину времени». На фразе «Где моя баранина? Какое наслаждение снова воткнуть вилку в кусок мяса!» он увидел Зельца.
– Как дела, дружище? – спросил Шнайдер. – Давно не виделись.
– Вы? – Зельц испуганно оглянулся.
– Поехали, подвезу.
– А куда?
– Куда, куда? – улыбнулся Шнайдер. – Конечно, к Кэт, куда же еще?
– К Кэт? – беспокойно заморгал Зельц. – Ах, да, хорошо. А она нас ждет?
– Ждет, не беспокойся, – самодовольно усмехнулся Шнайдер..
Когда Кэт открыла дверь, она не выразила ни удивления, ни радости. Кажется, ей было все равно.
– Что случилось, Котенок? – спросил Шнайдер. – Устала?
– Немного.
– Ничего, у меня есть чем тебя взбодрить, – сказал загадочно Шнайдер. – Погоди только, дай разуться, – он снял ботинки, надел большие клетчатые тапки и прошел в комнату. Вот, смотри, – произнес он, доставая из портфеля подшивку газеты "Фолькише беобахтер" за тридцать девятый год.
– Что это? – спросила Кэт равнодушно.
– Кое-что, что тебя очень порадует, – улыбнулся Шнайдер. – Открой, пожалуйста, там, где закладка.
Кэт открыла, охнула и закричала от радости:
– Урааа!!! Герр Шнайдер, вы гений! Как я сама не додумалась! Кристоф, взгляни.
Зельц посмотрел. С газетной страницы на него глядел вождь всех времен и народов, генеральный секретарь ЦК КПСС Иосиф Виссарионович Сталин. Рядом с товарищем Сталиным стояли герр Рибентроп и товарищ Молотов, подписавших пакт о ненападении. Вид у всех троих был ужасно довольный.
– Как здорово! – сказала Кэт. – И абсолютно легально, да?
– До сих "Фолькише беобахтер" никто закрывать не собирался, – ответил Шнайдер. – Это мой подарок тебе, можешь оставить всю подшивку.
– Как здорово, а! Я так мечтала иметь портрет товарища Сталина!
– Я знаю, – ответил Шнайдер. – Береги его, пожалуйста. Не знаю как тебя, а меня всегда портрет Сталина делал смелее и умнее. Дарит мне силы, придает смелости, учит стойкости и мудрости. Что-то гениальное, кажется, в позе вождя, в повороте головы, в руке, держащей дымящуюся трубку, в проницательной улыбке.
– Он так хорош, – сказала Кэт. – Правда, Кристоф?
– Ага, – кивнул Зельц. Почему-то ему было противно слушать и ее, и Шнайдера, гадко. Словно они оба при нем делали что-то неприличное: ковырялись в носу или громко чавкали.
– Что-то не так? – спросил его Шнайдер.
– Нет, нет, все хорошо, – Зельц почувствовал себя так же мерзко, как на митинге, когда бесноватый фюрер кривлялся на трибуне, а бабы в зале орали в экстазе. «Что они так любят этого усатого таракана?» – недоуменно подумал он.
– Да что вы его спрашиваете, он же немец! – сказала Кэт.
– Не будем националистами, – возразил Шнайдер. – Кстати, для тебя, Кристоф, тоже есть маленький подарок, – он протянул Зельцу конверт. – Вот, почитай, порадуйся. Привет от сестренки.
– Спасибо, – Зельц взял у него письмо и стал читать. – А можно будет ей ответить?
– С этим будет сложнее, – сказал Шнайдер. – Но мы что-нибудь придумаем. Кристоф, мне кажется, или ты сегодня не в духе?
– Не знаю, – буркнул Зельц. – Плохое настроение. Наверное, из-за погоды.
– Да, да, – кивнул Шнайдер. – Сегодня по тибетскому календарю очень тяжелый день. Крепись, дружище, завтра будет лучше. Кать? – позвал он. – Ты не возражаешь, если я отлучусь на пару минут?
– Да, пожалуйста.
Стоило Шнайдеру удалиться в ванную, как Зельц попробовал взять Кэт за руку. Она молча взглянула в сторону ванной и отодвинулась.
– Ты чего? – спросил Зельц.
Кэт выразительно приложила палец к губам.
Зельц послал ей воздушный поцелуй и широко улыбнулся. Кэт улыбнулась в ответ.
– Я вчера опять писал стихи, – сказал Зельц.
– Про трудовые будни Рейхсканцелярии?
– Нет, про любовь.
Кэт строго посмотрела на него.
– Не стоит умножать мировую энтропию ненужными произведениями, – шутливо сказала Кэт. – Бумагу беречь надо – она пригодится для работы.
– Да что ты привязалась к моей работе?! Меня и так от нее тошнит!
– Ладно, не переживай. Вот закончится война…
– Как бы меня раньше не расстреляли.
– Какой ты все-таки трус! – Кэт встала и