Но не было времени иронизировать или шутить. Он лишьудивленно поднял брови, глядя на объемистую сумку, которую Ольга притащила ссобой:

– А это что?

– Платья, конечно, – ответила она словно бы дажеудивленно. – Не бросать же? Сумка совсем легкая...

От растерянности он промолчал, махнул рукой, и Ольгаобрадованно потащила сумку к борту, опасаясь, очевидно, что грозный вождь можетпередумать.

Подбежал Фред, пыхтя, обеими руками держа перед грудью ящикс кошками: одна, видимо, почувствовав резкую перемену обстановки, надрывнозамяукала.

– Вниз! – скомандовал Мазур. – Принимай вещи!

– Только кысок не оставь...

– Ладно ты, вниз!

Выругавшись мысленно, Мазур первым делом переправил в лодкукошачий ящик – теперь заорали все три, – потом взялся за сумки и оружие.Появился Кацуба с четырьмя канистрами, две он волок в руках, две зажимал подмышками и оттого передвигался, нелепо скрючившись, семеня.

– Живо, живо! – поторапливал Мазур.

– Сеньор коммодор!

Он резко повернулся, не сразу и сообразив, кому принадлежитженский голос, был уже мысленно в каком-то другом мире, ничего общего неимевшем с пароходом.

Супружница инженера наконец-то рискнула первой из обитателей«господской» половины выйти на палубу. Увидев два имевших место трупа,отшатнулась, но не убежала. Уставилась на Мазура испуганно, моляще, с надеждой:

– Все ведь кончилось?

– Не совсем, но в общем... – промямлил он.

Снизу нетерпеливо свистел Кацуба – все трое уже сидели влодке, судя по звукам, кто-то из них, не теряя времени, пытался запуститьмотор.

– Вы что, уезжаете? – Молодая женщина сделала такоедвижение, словно хотела ухватить его за рукав. – Как же теперь...

Ну, и что ей теперь скажешь? Что вообще можно сказать?Самого главного нельзя, а все остальное не годится, поскольку не поправитпикового положения, в котором нежданно очутилась насмерть перепуганная сеньораиз общества. Впрочем, и главное, окажись оно каким-то немыслимым чудом ейизвестно, опять-таки ничего не поправит...

Отведя глаза, стиснув зубы, Мазур соскользнул на штормтрап,с привычной сноровкой перебирая толстые деревянные перекладины, спустился влодку, где оказалось довольно просторно.

Мотор взревел – Кацуба с ним справился в два счета, –стал выплевывать сизый чад. Перехватив взгляд напарника, Мазур кивнул,подполковник дал газ, и пароход словно отпрыгнул назад, в лицо ударил сыроватыйветерок...

Темно-зеленое пластиковое корыто, невысокое, как мыльница,плоскодонное и квадратное, как мыльница, начерпало бы изрядно воды и пошло кодну при малейшем волнении, но здесь, на спокойной реке, где течения совершенноне чувствовалось, оно оказалось чуть ли не идеальным средством передвижения.Поначалу Кацуба, повинуясь естественному рефлексу бегущего, чересчур поддавалгазу, сидящих захлестывало брызгами, пару раз при резких поворотах через бортплеснула коричневая водица, но очень быстро рулевой приноровился, нашелподходящую скорость, позволявшую поспешать, но не нестись сломя голову.

Потом скорость пришлось сбавить – коряги шли косяками,огромные, уродливые, стволы и сучья мертвых деревьев, толстые ветви торчалишипами и при малейшей оплошности рулевого могли превратить кого-то из сидевшихв лодке в цыпленка на вертеле. С высокой палубы «Хиггинса» река представляласьсовсем другой, но теперь...

Кацуба совсем сбросил газ – слева высоченная и косматаязеленая стена размыкалась, пропуская сливавшийся с Уакалерой спокойный поток,раза в два ее уже.

– Здесь? – спросил подполковник.

– Я же не господь бог... – проворчал Мазур, изучаякарту. – И спидометра у них нет... но очень похоже, что здесь....

Кацуба осторожно ввел лодку в безымянный приток. Лодкатеперь плыла со скоростью уносимой течением щепки – коряги перли, как горбушана нересте.

Вот это были н а с т о я щ и е джунгли. Сельва. Гладкие,светло-бледные, как снятое молоко, какие-то синюшно-болезненные стволывздымались, тесня друг друга, спутанные пучки лиан заплетали любой кусочексвободного пространства, свисали сверху причудливыми петлями, в свою очередь,отяжеленные лохматыми бородами ярко-зеленого и коричневого мха, а снизу с тойже буйно-сумасшедшей жизненной силой вздымались густые папоротники (а может, ине папоротники, аллах их ведает). Зеленая путаница лиан казалась толстеннойпаутиной. Мазур не удивился бы, появись наверху паук размером с теленка.

Лишь посередине реки было более-менее светло – деревья так иноровили сплести ветви куполом, образовать зеленый свод. Оба берега затопилсмутный полумрак.

– Это ничего, – сказал Кацуба сквозь зубы, осторожноотпихивая прикладом винтовки самую легкую корягу. – Видели бы вы, что втаких местах творится в сезон дождей...

– Видывали, знаете ли, – сообщила Ольга.

Мазур промолчал, хотя и он мог бы повторить то же самое.Тогда они шли к аэродрому как раз в сезон дождей: мерзейшая погода – лучшийдруг диверсанта, каковой с ней находится в сложнейших отношенияхлюбви-ненависти...

– А теперь вот сюда...

Выключив мотор, Кацуба, загребая оказавшимся в лодкекоротким веслом – лопасть раза в три длиннее рукояти, что-то индейское, надополагать, – повел ее в сумрак, за высоченный ствол мертвого дерева,наполовину лежавший в воде. Прежде чем к нему причалить, как следует постучалприкладом по стволу – ну да, чтобы какая-нибудь пакость, вздумай она тутгреться на солнышке, убралась поздорову.

Пакости не оказалось. Поблизости, метрах в десяти, уповерхности воды лежал невеликий кайманчик, но он старательно прикидывалсямирной колодой, то ли решив, что сей новоприбывший предмет ему не по клыкам, толи собираясь сначала изучить обстановку.

Кацуба хлопнул Кошачьего Фредди по плечу, показал навинтовку, на каймана, на воду. Фредди кивнул, перехватил свой «гаранд»поудобнее и стал следить за примыкающей акваторией.

От ствола несло едкой плесенью. До Уакалеры было метровдвести. На берегу между быть-может-и-папоротниками во множестве росли похожиена колокольчики уникальные цветки кантуту – их можно было встретить только вэтих местах, меж Уакалерой и Ирупаной. Это был национальный цветок Санта-Кроче– как березка для русских и кедр для сибиряков. Даже более того – флагреспублики, его три вертикальные полосы повторяли цвета кантуту: зеленый,желтый, красный. Мазур все это слышал вчера вечером на балу, когда кто-то изтоварищей по путешествию решил посвятить его в тайны здешней геральдики.

– Почему остановились? – спросила Ольга.

– Потому что сломя голову бежит только глупый беглец, –тихо ответил Кацуба. – А умный время от времени останавливается иоглядывается... – Он потыкал ствол прикладом винтовки, проверяя его напрочность. – Выдержит, недавно упал...