– Ночевать будем на дереве, – сказал Ржавый.

Он молчал с самого обеда. Наверное, злился на меня за то болото. А я что? Я просто за косулей бежал. Смотрю, кочки какие-то. Ну я и запрыгал по ним. А там топь! Хорошо еще, что Ржавый меня вовремя палкой выудил. Но я всё равно изгваздался, как черт.

Ох, как он разорался! Еще похлеще Фёклы, хотя эту даже горном не перетрубить, если уж она заведется. Я сказал, мол, чего визжишь, как Валя? И после этого они со мной больше не разговаривали. С Фёклой – тут понятно. Она мной всю жизнь манипулирует. Но рыжий… И потом, что я такого сказал? Подумаешь, Валя!

Я пока кроссовки в луже отмывал, вроде даже прощения попросил. Cказал:

– Здорово, что ты меня спас!

А он даже «пожалуйста» не ответил! Ходил, мычал что-то. А теперь вот нате вам… Высказался! Честно, лучше бы он и дальше молчал!

– Я на дереве спать не буду, – категорично заявил я.

– Чего это? – хмыкнул Ржавый. – Высоты боишься?

– Нет. – Я старательно изучал грязь на своих шнурках. – Просто не хочу, и всё.

– Ну окей. – Ржавый пожал плечами. – Тогда я полез, а ты внизу оставайся. Волкам привет!

– Ага, – буркнул я. – А ты – медведям.

Он сделал вид, что задумался:

– Ну, не знаю. Может, и передам. Они здесь тоже водятся.

Тут я не выдержал и заорал на него:

– Сначала ты говоришь, что надо сидеть у костра. Потом выясняется, что не надо. Утром ты сказал, что нужно выходить на открытую местность. А теперь вот заявляешь, что спать мы будем на дереве.

Честно, мне хотелось всыпать ему по первое число. За все эти приключения. Вот куда он нас завел?

– Всё! – Я демонстративно уселся под деревом. – Я здесь остаюсь.

– Ну-ну, – сказал он и пошел дальше.

И только? Хоть бы объяснил, что нам теперь делать.

– Спасатели меня первого заметят, – крикнул я ему в спину. – Спросят: «А где тот, второй? Ну, такой противный?» А я скажу: «А, рыжий! Так его уже давно волки съели. Вместе с кедами!»

– С кроссовками. – Он, посмеиваясь, вернулся обратно и присел возле меня на корточки. – Слушай, я тоже устал. Честно.

– У меня голова болит, – пожаловался я. – Прямо лопается!

Он потрогал мне лоб:

– Горячая.

– Думаешь, это из-за клеща? – заговорил я умирающим голосом. – Энцефалит?

– Ага, сейчас! – Он неуверенно улыбнулся.

– Ладно, – проворчал я. – Проехали. Но на сосну я всё равно не полезу!

– А тебе и не надо, – еще больше повеселел рыжий. – Мы на ель заберемся. Там в лапах знаешь как тепло?

– Не знаю и знать не хочу! – Я снова завелся. – Надо спасателей ждать. Здесь! Что они там в твоих лапах увидят? И вообще – в темноте!

– Балбес ты, Севастополь! – Он беззлобно постучал мне по голове. – У них же тепловизоры.

– Сам ты балбес! – Я чуть было не добавил: «Валюшенция!» Но передумал. Еще прибьет! А оно мне надо? Тем более когда спасатели уже на подходе.

* * *

Мы пока на ель забирались, я всё думал об этом. Ну, про Валюшенцию. И про то, что я часто вру не по делу. Я себе всё время напоминаю, что врать надо с умом…

– Ну надо же! – прыснула Фёкла. – Дожили!

«А себе так вообще – никогда! – настойчиво подумал я. – Я это точно знаю. Но всё равно вру. Потому что мне так жить легче!»

– Бери пример с Ржавого! – завела любимую пластинку Фёкла. – Вот уж где кристальной души человек!

– Ха-ха! – Я насмешливо закатил глаза, но потом сразу откатил обратно. Потому что Ржавый хоть и врун, но, как ни крути, честный. И смелый! Как он про себя тогда рассказал! А про родителей!

– Ты бы так точно не смог! – убежденно сказал Фёкла.

– Я? – У меня даже во рту пересохло от негодования. – Да я его знаешь как зауважал за это? И Валюшенцию эту проглотил, чтобы не обзываться. Просто не захотел, и всё! Стану я его еще бояться! – я тараторил, как сорока, пока в конце не выдохнул: – Я же знаю, как он этого имени стесняется!

– Вот, пожалуйста! – завопила она ликующе. – Снова врешь!

– Не вру, – заныл я. – Ну правда!

– Ты разговор перевел! – напомнил Фёкла. – Значит, врешь!

– Ну я…

– Только знай! От себя не убежишь!

– Ты всю жизнь это говоришь! – отмахнулся я. – Уже и больной запомнил бы.

– Кто больной? – спросил Ржавый. Я уже и забыл про него, пока мы там на ели обживались.

– Обживались они! – прыснула Фёкла. – Сели на сучья, как две вороны.

– Врун – он и есть врун, – подумал я ее голосом.

А потом уже своим добавил:

– Всё! C этой минуты буду говорить одну только правду.

– Это я больной-то? – напомнил о себе Ржавый. – Или ты опять в трансе?

– В каком трансе? – Я изобразил непонимание.

– Ну, шепчешься… – Он заелозил на своей ветке. – С матерью, что ли, разговариваешь?

Я так дернулся, что чуть на землю не сорвался. Но решил держаться до последнего и ухватился за ствол.

– С какой матерью?

– Со своей… матерью! – Он подался вперед и посмотрел на меня… Как там в книгах пишется? Испытывающе!

– Я не псих! – вырвалось у меня. – Честно!

– Знаю. – Он неожиданно кивнул. – Я со своими тоже разговаривал.

– Правда? – Я ушам своим не поверил. – А когда перестал?

– Когда понял… – Он прижался лбом к стволу. – Когда понял, что они уже не вернутся.

Я вздохнул. Помолчал. И только потом на выдохе сказал:

– У меня нет матери.

Ветка под рыжим печально скрипнула.

– Никогда не было, – добавил я на том же выдохе. – И отца тоже.

Ржавый беспомощно кашлянул – раз, второй – и хрипло произнес:

– Но ведь откуда-то же ты взялся!

* * *

Маленькому Фёкла часто рассказывала мне про аиста. Говорила, что это он меня ей принес. Потом заменила аиста на фею. Видно, посчитала, что так звучит правдоподобнее. Ну а когда я вырос и припер ее к стенке, наконец призналась, что нашла меня в капусте.

А я еще потом ходил, как дурак, по всему двору и рассказывал, что меня, мол, в капусте нашли. А весь наш двор – и большой и маленький – плакал, кто от смеха, а кто от жалости. Потому что не было там никакой капусты. Фёкла же меня на мусорке нашла.

Она тогда уборщицей в лаборатории работала. Спирт тягала. Она мне сама рассказывала, как пила. Страшное дело как! А ведь могла бы сиять, как ей все говорили. Потому что в молодости она была звездой гандбола, а потом замуж вышла – за своего тренера. И жила с ним – пером не описать как. Ну, как в сказке – счастливо. А потом тренер умер, а она из-за этого ногу сломала. А может, и не из-за этого, но в спорт в любом случае уже не вернулась. Вся ее карьера коту под хвост покатилась, вместе со сказкой.