– Да, о том, что с молодыми будет потруднее, – ответилВертинский невозмутимо. – Увы, все так. Но если вдолбим в их головы, чтобольшинство – всегда не право, а демократия держится именно на мнении и желаниибольшинства, то лучшие из молодых ухватятся за нас. Так они… мы!.. выстаивали водиночку, а теперь получат оружие.

– Только бы захотели им воспользоваться.

– А почему нет?

– Да так… Всяк боится всяких партий, движений, религий…Боится и не доверяет.

Я помотал головой:

– Погоди, что-то я начинаю терять нить. Иван Данилович, выопасаетесь, что не сумеем донести нашу программу до молодежи? Побойся Бога, дасреди проголосовавших за нас больше половины молодежи! А за Цидульского, кпримеру, две трети – пенсионеры… Так что молодежь уже на нашей стороне.

Он покачал головой, глаза недобро блеснули:

– Бравлин, им нужно расписать от и до. Это ж молодежь,склонная к свободе! Если не запрячь и не взнуздать, то из имортизма такогонатворит…

Он внезапно умолк, лицо изменилось. Я чувствовал, что егоозарила некая глобальная идея, сейчас погружается в его плоть, завладевает, налице сперва отрешенное выражение, но вот ноздри затрепетали, чуя богатуюдобычу, кожа на скулах натянулась, а в глазах загорелись красные огоньки,словно там отразился закат солнца.

– Что? – спросил я. – Что взбрело в голову?

– Взбрело, – согласился он отстраненным голосом. –Но пока рано… Извини, Бравлин, я потом зайду, хорошо? Когда отграню мысли.

– Ну хорошо, – ответил я с удивлением и некоторойтревогой. – Но помните, и мысли могут быть ядовитыми!

Он попрощался несколько суетливо, исчез. Волуев повернулсяко мне всем телом, будто у него шея в гипсовом воротнике.

– Надеюсь, не я ему помешал?.. Так вот, возвращаясь ктелекамерам скрытого слежения. Как государственный человек я вижу всепреимущества, но как человек старой эпохи чувствую себя такой свиньей… дажесвинтусом грандиозусом.

– Это пройдет, – утешил я.

– Как?

– Вместе с нами. Для нового поколения будет нормально ивполне естественно, что каждое слово и каждое движение фиксируется. Затоникакой маньяк не успеет создать в своей укромной кладовке микрочип, чтоуничтожит человечество. Или генетический вирус, что расщепит нас всех впротоплазму.

Он морщился, крутил носом, наконец сказал со вздохом:

– Ладно, по крайней мере одна польза, пусть даже пользочка,уже есть… Раскрыты четыре заговора, и предотвращены пять покушений напрезидента – это немало, верно? И это за такой кратчайший срок!

– Это поможет нам удержаться у власти, – согласился яугрюмо. – А потом систему наблюдения сделаем тотальной. И человечествобудет жить вечно!

– Но имортизм проклянут!

– Только старшее поколение… поколение прошлого. Антон Гаспарович,вы же сами сказали, что без тотального наблюдения за всеми человечеству невыжить.

– Знаю, – согласился он. – Но пусть лучше за такойпрогресс отвечают эти страшные и не до конца понятные имортисты!.. Ладно-ладно,это у меня нервное. Все мы в ответе. Я пошел готовить ваш визит за кордоны.

– Не рано ли? – спросил я опасливо.

Он скупо усмехнулся:

– Визиты готовятся очень долго. Сперва по дипканаламдостигается договоренность о визите, определяются сроки и уровень, уточняетсямножество деталей, половина из которых крайне щекотлива для обеих сторон…Словом, это будет не скоро. Но готовить надо уже сейчас, вам необходимоустанавливать личные контакты. Увы, у нас еще феодальный мир, и личные контактызначат больше, чем ум, знание и вес в обществе.

Он поклонился, отступил.

– Спасибо, утешил, – сказал я.

Дверь закрылась, я несколько секунд постоял перед огромнымпанорамным окном, наслаждаясь тишиной и покоем. После недавнего дождика крышанапротив блестит, с карнизов тянутся огромные капли. Я видел, как истончались,тонкая перемычка наконец обрывалась, мне казалось, что слышу всякий разтонкий-тонкий звук, будто в соседней галактике у охотников лопаются тетивы.Капли, нарушая законы гравитации, ударялись о темные стекла, распластывались инехотя стекали длинными и словно бы застывающими бугорками.

До обеда в кавалерийском темпе провел встречу с президентомАрмении, эта страна как-никак стратегический партнер России, в отличие отАзербайджана или Грузии, подписал бумаги, вместе попозировали перед корреспондентами,несколько теплых слов перед прессой, снова улыбки, рукопожатия, демонстрациявзаимного довольства. Собственно, все подготовлено нашими министрами еще месяцытому, потом долго утрясалось, а сегодня всего лишь скрепили подписями исообщили о заключении продления и расширения. И выразили надежды.

Встреча с президентом Узбекистана продолжалась чуть дольше,чем было запланировано. Товарооборот должен вырасти, русский язык получаетстатус государственного, Россия вывозит остатки боеприпасов, последние триэшелона со снарядами, снова рукопожатия, улыбки перед вспышками телекамер.

Закончилась встреча, я вздохнул, взглянул на часы, вАкадемию наук не успеваю, придется к Броннику домой…

Волуев вошел тихонько, шепнул:

– Зельдман в Георгиевском зале.

Я кивнул:

– Ну-ну. И что?

Он сказал так же негромко:

– Уже на месте.

– Понятно, – сказал я несколько раздраженно, – ятоже вроде бы. В смысле, на месте. Или нет?.. Что я должен делать? И кто это?

– «Доярку и кузнеца» видели?

– Да, конечно… Господи, тот самый? Да не может быть! На этокино еще мой дедушка в детстве бегал. Черно-белый, даже не помню, немой или ужесо звуком…

– Со звуком, – заверил Волуев. – Один из первых.

– Сколько же ему? Лет двести?

– Всего девяносто. Юбилей.

– А как будто из другого мира!.. Значит, тот самый джигит?Кузнец?

Волуев кивнул:

– Он самый. Только не думайте, что его на носилках принесли.Он все еще лезгинку танцует и за бабами ухлестывает.

Я послушно пошел за ним, охранники почтительно распахнулиперед нами двери. Яркий свет, золото обстановки блестит особенно торжественно иярко. Высокий крупный мужчина, заложив руки за спину, рассматривал картины. Принашем приближении живо обернулся, я увидел крупное мясистое лицо, как сказал быПотемкин, аристократичное, этакий стареющий и очень медленно грузнеющий барон,давно уже оставивший битвы… Впрочем, Волуев сказал, что все еще по бабам, такчто не оставил, не оставил…

Я поспешил к нему, протянул руку. Слева от меня появиласькрасавица в полувечернем платье, букет цветов, обворожительная улыбка, а уВолуева в руках толстая папка почетного диплома и крохотная коробочка.