– Разве что побурчат на кухнях.

– Это у нас умеют, – согласился он с прежнимжаром. – Но кто, как не она, эта сраная интеллигенция, размыла и утопила вдерьме все строгие нормы? Все рамки, границы? Все идеалы?.. Вот теперь пусть ижрет то, что получила. Отныне над миром во весь зловещий рост встает Скиф – сильный,здоровый, не отягощенный никакими старыми догмами. Ни французских утопистов, нисовременных политкорректных гомосеков.

Он говорил горячо, излишне горячо. Я молчал, еще не ощутив,то ли в самом деле накипело, изливает душу, то ли старается завоевать моюсимпатию, войти в число самых близких сторонников.

– Вы правы, – сказал я наконец. – Это не мы, а онисами уничтожили старый мир… Это они заставили нас оставить своих овец в богатомкраю и заняться этим тяжким делом спасения мира… Так пусть же теперь получатсвое, недоумки… А вы, Игнат Давыдович, имортист или еще нет?

Он с неловкостью улыбнулся:

– Да уже вроде бы…

– Хорошо, – сказал я, – пусть будет даже тольковроде. Если мы имортисты, то законы старого мира – не для нас. А это даже незаконы, а лохмотья.

В кабинет вошел Волуев, молча положил передо мной папку содним-единственным листочком и молча удалился. Медведев деликатно отвел взглядв сторону, но я читать не стал, о содержимом догадываюсь, а с премьером надозакончить в том ключе, чтобы не сомневался: все реформы, что задумали,сбудутся. И все реформы – во благо.

– Перестраиваем под другого человека, – сказал оносторожно, – но… не маловато ли их?

Я горько усмехнулся, развел руками:

– Маловато. Да и не самые бойкие это люди, к сожалению. Мыуже об этом говорили, но всякий раз придется напоминать, что еще в школе,практически в каждом классе выделяется кто-то, кто упорно учится илитренируется, все это даже не из-под палки, что совсем уж удивительно, а сам посебе! Нравится вот извращенцу даже после уроков грызть гранит науки иликаторжаниться железом в подвале, когда можно взять пивка и так сладко тискатьподатливых девочек на лавочках прямо на детской площадке!

Медведев скупо усмехнулся, но взгляд отвел, я так и непонял, осуждает или же сам с пивком тискал одноклассниц вместо осточертевшихуроков.

– Ряды, – продолжил я, – этих грызущих гранит инаращивающих мускулы со временем быстро редеют. Непросто выдержать натискагрессивного общества с требованием пить: «Мы же пьем, а ты чем лучше нас?»,ходить по бабам: «У тебя че, что-то не в порядке?» – и ездить в дурацкиетурпоездки: «Ты че, мы ж расширяем кругозор!» К тому же СМИ ведет настоящуюкампанию против этих одиночек, возвеличивая человека толпы: играющего влотереи, собирающего крышки из-под пепси, где может оказаться выигрышныймиллион, оттягивающегося, балдеющего, ничем не забивающего голову.

Медведев наклонил голову.

– Но вся экономика, – пророкотал его сдержанныйбаритон, – ориентирована, так сказать… даже мировая!.. именно на этогодебила. Чтобы больше покупал эту пепси.

– Говоря образно, – сказал я, – имортисты – это теуцелевшие, кто наконец-то собрались и учредили свою партию! А сейчас создаемусловия, чтобы защитить и уберечь тех одиночек, что вот сейчас переступаютпорог детского сада, школ, институтов. Чтобы считались не изгоями, недоумками,слабаками, а теми, кем являются на самом деле – хозяевами планеты. А эти,которые крутые и уверенные, собирающие крышечки, – всего лишь здоровыйрабочий скот. А скот должен знать свое место.

– Абсолютно согласен!

– Заодно и те неглупые, но слабые, что могли бы заниматьсянаукой, но в угоду моде красят волосы в зеленый цвет, вдевают серьги во всеместа и вместе с придурками идут оттягиваться, дабы не выделяться, с имортизмомполучили надежную поддержку и возможность выдавить из себя демократа и статьлюдьми, детьми Бога. А вы знаете, Игнат Давыдович, если уж честно, то дляруководства нашей индустриальной экономикой вполне хватает тех одиночек! Внашем механизированном мире без быдла вообще можно обойтись… Сейчас это кажетсядико, но ведь многие дикие идеи, стоило их внедрить, тут же дали плоды!

Он поинтересовался:

– Это вы о виселицах?

Я поморщился:

– Да что вы все уперлись в них?.. Прямо журналист. Да пустьдаже о виселицах. Какой везде лился расхожий бред, что ужесточение наказанийякобы не уменьшает количество преступлений!.. Не уменьшает, если срок наказанияужесточить на полгода-год при, скажем, десятилетнем сроке заключения, хотя неуверен. Кто знает, из какого пальца и пальца ли высосали эту дурь? Но вот мыначали проводить жестокие казни, как сразу же отрезало по крайней мередевяносто девять процентов всех преступлений!

Он кивнул, сделал пометку в блокноте.

– Это стоит напомнить обществу. И не раз.

– Да все и так увидели, – возразил я.

– Этого мало, – сказал он. – Надо напоминать. Этопрокладывает дорогу дальше. Кстати, по вашей доктрине, кто может бытьимортистом?

Я сдвинул плечами, но Медведев смотрел серьезно итребовательно, я подтянулся, вопрос не случаен, сказал тоже очень серьезно:

– Всякий, кто следует Заповедям имортизма. Для этогодостаточно лишь однажды сказать вслух: «Я – имортист!» Это можно сделать вобществе или без свидетелей, роли не играет, ибо все мы связаны в одинвселенский организм, и тот, кто должен услышать, услышит. Однако сказать надо.Как многие не понимают, что молитва нужна не Богу, а самому молящемуся, так ифраза «Я – имортист!» должна произноситься каждое утро. Не для Бога, не длясвидетелей, а для самого произносящего, который тем самым задает себе нравственныйкоридор, в котором пойдет, не отвлекаясь на примитивные радости детей Хама.

Он улыбнулся, от глаз пролегли всего два лучика, и тонепросто на такой дубленой коже.

– Спасибо, господин президент. Думаю, завтра с утра я скажуэту формулу.

– Не откладывайте на завтра то, – сказал я и умолк вожидании, что собеседник тут же брякнет что-то типа «…что можно вообще неделать» или «…ту, что можешь уже сегодня», даже «…не откладывай на завтрак то,что можно сожрать за ужином», однако Медведев не попался, сказал с немедвежьейграцией:

– Вы правы, господин президент. Не стоит откладывать назавтра то, от чего можно получить удовольствие сегодня.

После его ухода я несколько мгновений сидел, откинувшись наспинку, пытался заставить себя мыслить быстро и четко над текущими деламипрезидента, но мозг, сволочь, привычно повел полуабстрактную мысль о нужностиили ненужности Бога для человека. Нет, что нужен – это однозначно, какое глупоеслово, а нужно то, что каждый должен решать сам, без всякого принуждения илидаже подталкивания.

Для простого и даже очень простого человека, который истремится остаться как можно более простым, здесь нет проблемы: конечно же,нет! И потому – гуляй, Вася, один раз живем. Оторвемся по полной, а после насхоть потоп, хоть синее пламя, хоть небо в крапинку.