- Может, он полетел куда-нибудь еще? В Петербург, в Никосию?- спросил Николай.

- Нет. Я проверил все, - ответил чиновник. Николайпоблагодарил, положил трубку, но тут же опять схватил ее.

- Ты все-таки решил звонить в полицию? - осторожнопоинтересовалась Оксана.

- Нет. Марленычу. - Николай начал набирать код России, ноОксана вырвала у него телефон:

- Погоди. Успеешь. Эта новость совсем доконает старика.

- Я обязан сообщить, - мрачно помотал головой Николай.

- Вот прямо сию минуту? - прищурилась Оксана. - А если ихсветлость вернется сегодня вечером или завтра утром? Он ведь никуда не улетал.Он просто решил смотаться в Керкуру, оттянуться, на кораблике поплавать, побабам сходить, в ресторане пожрать. Ты же его знаешь. Сейчас ты позвонишьсмертельно больному Марленычу и доложишь своим траурным голосом, что Стас исчезв неизвестном направлении. Чего ты этим добьешься? У старика инфаркт случится ивсе. Ему и так совсем немного осталось. Каждая спокойная минутка для него навес золота. Другое дело, если бы Стаса правда похитили. Тогда да, надодоложить. Не спорю. Но он ведь сам удрал. Сам. Красиво одетый и сильнонадушенный своей любимой туалетной водой. Ты же не мог его связать и приковатьнаручниками к трубе в ванной!

- Не мог, - кивнул Николай. Он взял у нее из рук телефон,положил на место, обнял ее и пробормотал. - Наверное, ты права. Может, правда,нагуляется и вернется? Подождем до завтра.

- Жалко Марленыча,-вздохнула Оксана,- слушай, а кому-нибудьдругому нельзя позвонить?

- Кому? Плеши нельзя, Марленыч просил его не посвящать. Акому еще?

- Когда все началось, приходил полковник, - медленнопроговорила Оксана, - такой длинный, тощий, в очках. Меня попросили при немрассказать о фотографии в журнале, где Стас был снят с этой певицей, Анжелой идаже подпись заставили вспомнить. Полковника зовут...

- Райский! - радостно крикнул Николай.- Ну конечно!

В это время Стас Герасимов ел тигровые креветки и пил легкоебелое вино в вагоне-ресторане скоростного экспресса "Салоники-София".Давно у него не было такого отличного аппетита и такого бодрого настроения.Железная дорога шла вдоль моря, он смотрел в окно и вспоминал все подробностисегодняшнего утра как кошмарный, но уже далекий сон.

После укола, который сделала ему врачиха-гречанка, Стас впалв какое-то мутное тяжкое полузабытье. Он лежал, тупо уставившись в потолок исовершенно ни о чем не думал. У него не было ни сил, ни охоты ворочать мозгами.Дверь в комнату осталась приоткрытой, до него некоторое время доносился легкийзвон, приглушенные голоса. Оксана и Николай догребали остатки посуды, потомпили чай. За окном уже светало. Море, шумевшее всю ночь, к рассветууспокоилось. Стас закрыл глаза, попытался поспать немного, но почему-то несмог.

В доме между тем стало тихо. Первой мыслью, вялошевельнувшейся в голове, был вопрос, отправились они спать вместе или каждый всвою комнату.

За этой мыслью поползла следующая, уже более длинная,сложная и активная: "Вот, я здесь лежу, а они, прислуга, шестерки,развлекаются и чувствуют себя хозяевами в моем доме. Я псих, они нормальные.Тупой ублюдок Коля скрутил меня, как психа. Какое он имел право?"

Во рту пересохло, язык распух и стал шершавым. Страшнохотелось пить. Он попытался встать, но тело не слушалось. Руки и ноги свелотак, словно он сразу всего себя отлежал.

"Что же мне вколола эта докторша?" - третья егомысль оказалась совсем ясной и тревожной. Он догадался, что докторша была некем иным, как психиатром и, значит, вколоть ему она могла какой-нибудьпсихотропный препарат, нейролептик типа аминазина или галоперидола. Онвспомнил, как час назад услышал кусок разговора из гостиной. Докторша спросилаНиколая, умеет ли он делать внутримышечные инъекции и сказала, что оставляетчетырнадцать ампул. Значит, Николай станет колоть его этой дрянью? А как же?Конечно, с удовольствием. С кайфом.

"Если от одного укола мне так хреново, что же будет отчетырнадцати? Я отупею, стану инвалидом. Коля упорный придурок. Попробуюсопротивляться - опять скрутит меня".

Раньше он относился к телохранителю отца с равнодушным пренебрежением,но теперь возненавидел. А заодно и Оксану. Они оба, домработница ителохранитель, стали свидетелями его жуткого, позорного срыва. Они обращались сним, как с сумасшедшим. Они все запомнили и расскажут родителям.

Ненависть придала ему сил.

Стас принялся энергично растирать и массировать себе сначалапредплечия, потом плечи, шею. По мышцам побежали тонкие иголочки, рукизадвигались живее. Он сел и принялся за свои ноги. Наконец ему удалось встать спостели и даже сделать несколько наклонов. Голова кружилась, противная ватнаяслабость никак не проходила. Но двигаться он мог. На цыпочках подошел к двери,выглянул. Было темно и тихо. Он выскользнул в коридор, бесшумно ступая помягкому ковру, пересек гостиную. Из кухни отдельная дверь вела в пристройку.Там был коридор и две спальни для прислуги, каждая со своим душем и туалетом.

На кухне он застыл, прислушиваясь. Ему показалось, изкомнаты Николая доносится ритмичный весьма характерный скрип. Шагнув вкоридорчик, он явственно услышал сопение, сладкие стоны, мужской, а потом иженский.

- Сволочи! - пробормотал Стас, вернулся на кухню, плотноприкрыл за собой дверь в пристройку.

На кухонном столе он увидел коробку с ампулами и упаковкушприцов. Включил свет, вытащил листовку-вкладыш. Название лекарства ничего емуне говорило, но он внимательно прочитал английский текст и понял, что получилдовольно мощную дозу сильнейшего нейролептика, который используют пришизофрении, ажиотированной депрессии, белой горячке и прочих психическихзаболеваниях, когда больной ведет себя буйно. Далее следовал внушительныйсписок противопоказаний и побочных эффектов и у Стаса полезли глаза на лоб.

- Вот суки, - тихо простонал он и открыл холодильник.

Он вспомнил, что всякие токсические вещества вымываются изорганизма молоком. В холодильнике стоял литровый картонный пакет, еще невскрытый. Стас поискал стакан или чашку, не нашел, вскрыл пакет и стал питьпрямо из него. Белые струйки текли по подбородку на грудь. Он не обращалвнимания, жадно хлебал, влил в себя поллитра и отправился в душ. Его все ещеслегка покачивало, голова кружилась. Иначе и быть не могло. Нейролептик сдлинным названием резко понижал артериальное давление, вызывал кожные реакции,бил по почкам. У Стаса чесалось лицо. В зеркале при ярком свете он увидел себя,красного, отечного, с глазами-щелочками и распухшим носом. Поскользнулся накафельном полу, чуть не упал, разозлился еще больше и следующие полчаса шпарилсебя крутым кипятком, потом включал ледяную воду, опять кипяток, опять ледяную.Этому учил его отец еще в детстве и уверял, что если принимать контрастный душкаждый день, то жить будешь долго и никогда не заболеешь. Но раньше Стасленился и жалел себя.