— Вот такие дела, — закончил художник, — ноэто еще не все. Вы же видели, что произошел пожар и многие мои работыпострадали. Значит, теперь придется выставку в Москве отложить.

— Но почему вы сами не объяснили банкиру то, что сейчасобъяснили мне? — Я с непониманием уставилась на Карчинского.

— А вы думаете, что у его модели от моего объясненияпропало бы всякое желание завладеть красивой игрушкой? Если вы так считаете, тосовершенно не знаете людей. Нет, дорогая Леда! Мое объяснение лишь подстегнулобы их желание. И ее и его. Это ведь не просто поделка известногохудожника, — он криво усмехнулся, — а действительно настоящеепроизведение искусства, которому несколько веков. Банкира и его сучку,напротив, это только еще больше раззадорило бы.

— Наверное, вы правы, — я вздохнула, — нотеперь это произведение погибло во время пожара.

— А вот и нет! — с жаром возразил художник. —Конечно, мастерская моя пострадала очень сильно, но дело в том, что несколькокартин, а также ваз украли еще до того, как начался пожар.

— Значит, та самая корейская ваза не пострадала?

— Именно. И я точно знаю, где она может находиться.

Карчинский встал и несколько раз прошелся по комнате, затемподошел к столику, налил себе вина и залпом выпил его.

— Вы могли бы помочь мне, Леда, — заговорил он,забирая мои руки в свои, — мне сейчас просто не к кому больше обратиться.

— А что мне нужно сделать? — Я попыталась мягковысвободить руки, но художник не отпускал.

— Вы можете отправиться к банкиру и сказать ему, чтоваза из Кореи и она очень нужна для предстоящей московской выставки. Крометого, я не пожалею никаких денег и готов отдать их в обмен на вазу. Модель жеполучит какую угодно из моих картин или ваз, но только не эту.

Я молчала, раздумывая над предложением.

— Вы сделаете это для меня, — Карчинский заглянулмне в глаза, — вы не оставите меня в беде, Леда?

— Хорошо, — я кивнула. — Конечно, я могуотправиться к банкиру. И даже сделаю это прямо сейчас.

— Чудесно! — Карчинский с чувством сжал моируки. — Это было бы чудесно. Поезжайте, Леда. Надеюсь, что вы найдетенужные слова для этого субъекта. А я останусь здесь и с нетерпением буду ждатьвашего звонка.

Карчинский засуетился. Он воспрял, как человек, которыйнеожиданно нашел выход из тупиковой ситуации. Теперь он снова был полонэнергии, снова готов был к действию. Не успела я опомниться, как он проводилменя до двери, помог спуститься по лестнице и довел до машины.

— Я буду с нетерпением ждать, Леда, — какиспорченный механический болванчик, повторял он одну и ту же фразу.

Только выехав на дорогу, я смогла наконец-то привести своимысли в порядок. Интересно, если Карчинский такой умный и такой проницательный,то почему он не послал к банкиру своих громил? Или не поехал сам. А если бы яне подвернулась ему, то как бы он тогда вышел из этого положения?

Ладно. Телохранителей своих, возможно, он не хотел посылать,потому что их могли встретить не менее крутые парни и здорово им навалять. Атак приезжает женщина. Никаких подозрений это не вызовет. Карчинский не поехалсам, видимо, из-за того, что не хотел иметь дела с банкиром после памятнойвстречи на выставке. Кому же приятно встречаться с человеком, которого тыоскорбил. А Карчинский вел себя именно оскорбительно. А теперь он долженявиться в роли просителя. Да, весьма двусмысленная ситуация, с какой стороны наэто ни смотреть. Тем более что он считает банкира напрямую причастным к пожару.Ох, как же мне хорошо жилось без всех этих дурацких разборок.

Я прекрасно знала адрес, по которому можно было найтиИвлева. Да и кто из жителей Петербурга не слышал о банке «Северная корона»,который занимал высотное здание с — зеркальными окнами недалеко от Дворцовойплощади. Пожалуй, что мало кто его и не видел. Поэтому я свернула недалеко отСеменовского проспекта и поспешила в центр.

Конечно, банкир был очень и очень занят, но я проявилапросто чудеса настойчивости, дважды воспользовалась своим служебнымудостоверением, трижды повыше подернула юбку, один раз позволила хлопнуть себяпониже спины, но все же добралась до святая святых «Северной короны», где находилсяИвлев. Секретарша, способная выдержать конкуренцию с каменной бабой, каковыхиногда еще находят на курганах в Задонье, встала стеной, непроходимым лесом идремучим бором, чтобы не позволить мне посягнуть хотя бы на одну секундудрагоценного времени банкира.

Я решилась на крайние меры. Достав свой потрепанныйблокнотик, я вырвала из него листок и написала всего три слова. После этогосвернула записку и отдала ее этой фурии, попросив срочно передать банкиру.

Секретарша с сомнением посмотрела на меня, затем на листок,но я настойчиво кивала и даже пыталась слегка подтолкнуть ее к кабинету.Наконец она решилась и скрылась за дверью. Не прошло и полминуты, как онавылетела из кабинета с весьма растерянным выражением лица, если только каменныеистуканы с полустертыми лицами могут теряться, и проговорила:

— Прошу. Господин Ивлев примет вас.

— Благодарю, — ответила я тоном светской львицы инеторопливо прошла в кабинет.

Если бы любопытство было способно разъедать предметы подобносерной кислоте, то я вся была бы в дырах, пока вошла в кабинет. Но господинИвлев даже не удосужился встать из-за массивного стола.

— Что это значит? — спросил он, помахивая ввоздухе моей запиской.

— Вы же умеете читать, — в тон ему ответила я.

— Конечно. — Банкир ехидно сощурился. — Здесьвы нацарапали: «Карчинский. Ваза мэбен». А теперь я хочу знать, в чем,собственно, дело?

— Могу объяснить в двух словах, — ответила я,устраиваясь на стуле напротив него.

В это время из смежной комнаты послышался какой-то звук, идверь, слегка скрипнув, приоткрылась. Послышались шаги, но в кабинет никто невошел. Банкир не обратил на это никакого внимания. Я тоже постараласьпроигнорировать тот факт, что неизвестный собрался самым наглым образом слушатьнаш разговор, который, надо сказать, занял не больше пяти минут.

Я изложила Ивлеву причину отказа продажи вазы, сказала, чтово время ночного пожара ваза пропала и Карчинский готов заплатить любые деньги,чтобы вернуть этот экземпляр для выставки. Я была весьма красноречива иубедительна. Я старалась подобрать наиболее точные фразы, чтобы не допуститьникаких иных толкований.

Ивлев действительно оказался очень умным и очень хитрым.

Он не закричал сразу: «Вон!» — и не вызвал своихтелохранителей, чтобы они выдворили меня. Напротив, он, усевшись поудобнее вкресле, самым наглым тоном заявил, что это все гнусные инсинуации в его адрес,к пожару он совершенно не причастен, никакой вазы у него нет, и вообще он давнозабыл и про Карчинского, и про его выставку. А засим не будет ли девушка стольлюбезна, чтобы покинуть его кабинет, потому что она мешает ему работать.