– Что это? – спросила я, желая побыстрее отвлечьсяот одолевавших меня мыслей.

– Это? С велика в детстве крайне неудачно упал.

– Невероятно, – сказала я.

– Невероятно, что упал? – усмехнулся он.

– Девять мужиков из десяти непременно придумали быгероическую историю. А ты: с велосипеда упал.

– Просто я правдивый человек. Говорю как есть.

– Ты всегда следуешь этому похвальному правилу?

– А ты еще что-то хочешь спросить? – усмехнулсяон.

– Хочу. Но не буду, – усмехнулась я в ответ.

– Ну и зря.

Он наклонился, поцеловал меня и отправился на кухню. А я,подумав, пошла в ванную.

Когда я появилась на кухне, Дима уже приготовил кофе. Я селанапротив, все еще испытывая смущение. Далась мне эта подворотня…

– Эй, – позвал Дима. – Я все понял, правда. Явообще на редкость толковый парень.

– А толковому парню не пора домой? – спросила я,разозлившись, потому что заподозрила насмешку.

– Я намеревался остаться у тебя, – вытаращил онглаза.

– До утра?

– На всю жизнь.

– В моей жизни и без тебя народу хватает, –усмехнулась я.

Он молча поднялся, поставил пустую чашку в мойку, а ярешила, что он обиделся и хочет уйти, и подумала: возможно, это и правильно, тоесть, поступи он так, я бы точно не стала его останавливать. Но он подошел комне сзади, наклонился к моему уху и тихо сказал:

– Не шути так, ладно?

Я почувствовала неприятный холодок от того, как он произнесэти слова, и оттого, что он стоял за моей спиной. И тут же поняла, что именновсе это время мучило меня, не давая покоя: то, как Дима вел себя с тогомгновения, как мы оказались в подворотне, совершенно не соответствовало моемупредставлению о добром, веселом парне, каковым я его искренне считала послевозвращения с родительской дачи. Он умел одним словом, одним взглядом заставитьчеловека подчиниться, и осознание этого неожиданно придало мне силы, а отнюдьне страх.

– Юлька может вернуться в любой момент, – совралая, удовлетворенно отметив, что мой голос звучит спокойно и даже с намеком насожаление. – Я не хочу, чтобы она застала тебя здесь.

– Почему? – удивился он.

– Пришлось бы объяснять, с какой такой стати я нарушиласвои принципы и…

– Объяснять? – засмеялся он. – По-моему, этоне ее дело.

– А по-моему, наши с ней отношения тоже не твое дело.

– Вот как? О’кей. Скажи ей, что влюбилась. Кстати, тывлюбилась?

Несколько мгновений я боролась с желанием сказать ему гадость,но здравый смысл победил.

– Да, – кивнула я.

– Ну и… – Он улыбался, сложив руки на груди и наблюдаяза мной.

– Что?

– За этим должен последовать вопрос. Разве нет?

– Нет. Ты же правдивый человек, вдруг твой ответпридется мне не по душе.

– Он тебе понравится, – засмеялся Дима, а я вновьподумала: все, что происходит, далеко от моих представлений об этом человеке,тех представлений, которые были еще несколько часов назад. И теперь даже егоимя, такое милое, мягкое, казалось мне чужим, придуманным и совершенно ему неподходящим.

– Хорошо. Я ухожу, – неожиданно произнес он инаправился в спальню.

Я осталась ждать на кухне и, только когда он вернулся, ужеодетый, вместе с ним вышла в прихожую.

– Пока, – сказал он и легко коснулся губами моеголба.

– Пока, – ответила я.

Он ушел, а я торопливо заперла за ним дверь и бестолковозаметалась по квартире. Как всегда, в таких случаях меня тянуло позвонитьЮльке, выговориться, облечь обуревавшие меня чувства в слова и самой наконецпонять их. Я схватила телефон, но тут же перевела взгляд на часы: половинатретьего. Страшное свинство будить ее посреди ночи. Я отбросила трубку ивернулась на кухню. Допила кофе, отодвинула чашку, подперла щеку рукой и неожиданнозаревела. Я и самой себе не могла объяснить, отчего плачу так горько,размазывая по лицу слезы, сморкаясь в бумажные салфетки и отбрасывая их всторону. Вид моей кухни, где плиточный пол покрылся желтыми комочками,неожиданно вызвал у меня смех, после которого рыдать было просто глупо. Яподнялась, собрала салфетки и выбросила их в мусорное ведро. Потом долгоумывалась холодной водой. Физиономия приобрела румянец, а покрасневшие глазавернули прежний блеск.

– Если он позвонит, – решила я, – пошлю его кчерту, – вот только очень я сомневалась, что Дима позвонит.

И почти в то же мгновение раздался звонок в дверь. Явздрогнула от неожиданности: кто мог явиться в такое время? На ум сразу жепришла Юлька, и я бросилась в прихожую, но, уже взявшись за дверную ручку,умерила пыл, посмотрела в «глазок» и ничего не увидела, кроме темноты.«Наверное, лампочка в подъезде перегорела», – подумала я и спросилагромко:

– Юля, это ты?

– Это я, – ответил Дима.

Помедлив, я все-таки открыла дверь. Он стоял, привалившисьплечом к стене, улыбнулся, потом пожал плечами.

– Кажется, я тебя обидел, – вздохнул он. –Хотя мне меньше всего на свете этого хотелось.

– Юлька не приехала, – сказала я первое, чтопришло в голову.

– Знаю, я все это время сидел во дворе.

– С какой стати?

– Понятия не имею. – Он вошел и запер за собойдверь. – Ты что, плакала? – спросил он, приглядываясь ко мне.

– Ничего подобного.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Тебе никто не говорил, что врать нехорошо?

– У меня предчувствие, что ты очень быстро вновьокажешься во дворе.

– Не удивлюсь. Я уже понял: у тебя несносный характер.

– У тебя не лучше, – парировала я.

– Что ж, – развел он руками. – Придетсякак-то приспосабливаться. – Он обнял меня и прижал к груди, целуя моиволосы, а я подумала, что совсем не хочу, чтобы он уходил.

– Чем ты занимался во дворе? – вздохнула я.