Эта миссия привязала меня к миру реальности, заставила до предела использовать свой врачебный дар…

– Роуан, – прервал ее Квинн, – то, что ты сделала, грандиозно. Ты говоришь так, будто не веришь в реальность существования Центра, когда тебя там нет. Но все остальные знают, что Центр работает.

Роуан, не сбиваясь, будто не слышала слов Квинна, продолжила свой рассказ. Слова полились из нее неудержимым потоком:

– Все приходят туда. Те, кто не давал жизнь Талтосам, те, кто никогда не видел призраков, никогда не закапывал тела в Диком Саду, те, кто никогда не видел Детей Крови, кто даже рассчитывать не может на встречу со сверхъестественным. Там помогают самым разным людям, это место – реальность для них, вот что важно. Я не могу оставить это, не могу даже укрыться в кошмарах или запереться в своей комнате и марать бумагу. Не могу подвести своих интернов и резидентов, лаборантов и команду исследователей. Со всей моей подноготной, я в душе нейрохирург и ученый, я привнесла в этот гигантский организм очень много личного. Я не могу сбежать, не могу подвести, не могу подвести сейчас, я должна быть там, я не могу…

Роуан оборвала рассказ и прикрыла глаза, правая рука, лежащая на столе, сжалась в кулак.

Майкл с тихой грустью смотрел на жену.

– Продолжай, Роуан, – сказал я. – Я слушаю тебя.

– Ты злишь меня, – глухо и отрывисто сказала Мона. – Я тебя ненавижу.

Я был в шоке.

– О да, ты всегда меня ненавидела, – Роуан повысила голос, но не подняла свои чудесные глаза. – Потому что я не помогла тебе. И я не смогла найти Морриган.

– Я тебе не верю! – заявила Мона.

– Она тебя не обманывает, – сдержанно сказал Квинн. – Вспомни, что ты только что сказала. Ты долго болела и не знала, что происходит.

– Мона, дорогая моя, мы не знаем, где сейчас Морриган, – сказал Майкл.

Мона прислонилась к Квинну, а он положил руку ей на плечо.

– Поделись с нами, Роуан, – сказал я, – расскажи то, что ты должна рассказать. Я хочу услышать это.

– О да, конечно, – сказала Мона, – поведай нам сагу о Роуан.

Я наклонился к ней, сжал ее голову в ладонях и прошептал на ухо:

– Мона, это смертные, а со смертными мы всегда должны быть терпеливы. Теперь все не так, как раньше. Возьми себя в руки. Усмири свою смертную злобу и зависть. Здесь для них не место. Разве ты не понимаешь, что теперь у тебя есть силы на поиски Морриган? А здесь, сейчас, на карту поставлены судьбы других членов твоей семьи.

Мона неохотно кивнула головой, но в душе не согласилась с моими словами. Болезнь отдалила ее от этих людей, и я только теперь начинал понимать насколько. Конечно, они каждый день навещали ее в больнице, но она все дни напролет была под действием наркотиков, мучилась от боли и одиночества.

Легкий шорох вернул меня к реальности. Человек в домике для прислуги проснулся и бежал по деревянным ступенькам в сад. Захлопнулась сетка от комаров. Легкие шаги зашуршали по опавшей листве.

Это мог быть гном или какое-нибудь создание, появившееся из слоновьих ушей или папоротника, но оказалось, что это просто старушка – крохотное создание со сморщенным личиком, черными глазками и двумя тонкими седыми косичками с вплетенными в них розовыми ленточками. На ней был халат в цветочек и ворсистые шлепанцы на твердой подошве.

– Долли-Джин! – закричала Мона и бросилась навстречу старушке.

Она подхватила кроху на руки и закружилась на месте.

– Господи Всемогущий! – воскликнула Долли-Джин. – Глазам не верю, это же Мона Мэйфейр! Дитя, немедленно поставь меня и расскажи, что с тобой произошло. Посмотрите-ка на эти туфли. Роуан Мэйфейр, почему ты не сказала мне, что это дитя здесь. А ты, Майкл, опоил меня ромом. Думаешь, твоя матушка на небесах не видит, чем ты занимаешься? Решил избавиться от меня? Думаешь, я не знаю? Знаю. Ты только посмотри на Мону! Чем вы ее накачали?

Мона даже не сознавала, что держит старушку на руках, и не понимала, как странно это смотрится со стороны.

Все присутствующие лишились дара речи.

– О Долли-Джин, как давно, как давно мы не виделись, – с рыданием в голосе говорила Мона. – Мне даже не вспомнить, когда мы последний раз виделись. Я была взаперти, отключилась от мира. А когда они сказали мне, что Мэри-Джейн Мэйфейр снова сбежала, я просто впала в ступор.

– Я знаю, малышка моя, – сказала Долли-Джин, – но меня к тебе не пускали: у них там свои правила. Только ты не думай, я каждый день молилась за тебя, перебирая четки. А что до Мэри-Джейн, так в один прекрасный день у нее закончатся деньги и она вернется домой. Или объявится в каком-нибудь морге с биркой на ноге. Мы найдем ее.

К этому моменту мы все встали из-за стола. Все, кроме Роуан. Она осталась сидеть на месте, словно ничего особенного не произошло. Майкл быстро перехватил невесомую Долли-Джин у Моны и усадил ее на стул между собой и Роуан.

– Долли-Джин, Долли-Джин! – рыдала Мона, пока Квинн препровождал ее к столу.

Роуан даже не взглянула ни на Мону, ни на Долли-Джин, она смотрела в пустоту и что-то невнятно шептала, явно думая при этом о своей собственной жизни, обо всем, что пришлось пережить ей самой.

– Хорошо, уймись, Долли-Джин, и ты тоже, Мона, пусть Роуан говорит, – сказал Майкл.

– А ты, черт возьми, кто такой? – обратилась ко мне крохотная старушка. – Матерь Божья, откуда ты взялся?

Роуан резко повернулась к старушке и посмотрела на нее с явным удивлением. А потом снова отстранилась от окружающего и погрузилась в свои богатые на события воспоминания.

Долли-Джин притихла и перестала возбужденно подскакивать на стуле.

– О господи, – пробормотала она, – бедняжка Роуан, она снова в отключке. – Старушка перевела на меня взгляд, челюсть у нее отвисла, и она завопила: – Я знаю, кто ты!

Я не смог сдержать улыбку.

– Пожалуйста, Долли-Джин, – попросил Майкл, – есть вопросы, которые нам надо прояснить.

– Иисус, Мария и Иосиф, – воскликнула неугомонная старушка, на этот раз глядя на Мону, которая поспешно утирала последние слезы. – Малышка моя, Мона Мэйфейр, Дитя Крови! – Потом ее глазки обнаружили за столом Квинна, челюсть отвисла во второй раз, и она снова завопила: – Это тот черноволосый!

Роуан повернулась к Долли-Джин и зло прошептала:

– Нет, это не он. Это Квинн Блэквуд. Ты знаешь, он всегда любил Мону.

Роуан произнесла это так, будто в этом ее заявлении заключался ответ на все вопросы во вселенной.

Долли-Джин дернулась на стуле и своими маленькими глазками уставилась на Роуан, которая гневно смотрела на нее, будто никогда раньше не видела.

– О, девочка моя, бедная моя девочка, – сказала Долли-Джин и погладила своими ручонками Роуан по голове. – Дорогая моя девочка, не надо так грустить, ты всегда так за всех переживаешь. Вся в меня.